Химера, дитя Феникса (СИ)

Улица встретила вечерней прохладой и сыростью. Год подходит к концу, ещё пара месяцев, и ляжет белый снег, укрывая Мать Землю в Саван для сна. Отец Небо закроет взор, а бледные тени Месяца и Солнца спрячутся под вечными тучами. У Руссов же будет большой ход, помин по богу Ярило-Карачун, что умрёт на Кресте, знаменуя конец года, а спустя три дня воскреснет, для того, чтобы двадцать пятого Студня, встретив трёх Князей, набрать силу. Как говорится, на "воробьиный скок", то бишь помалу. В ту самую длинную ночь навьи вылезут и прочая нечисть для того, чтобы не дать Коляде, Солнцу-младенцу, набрать силу и согреть Мать-Землю. Слава Отцу, что силой своей даёт роздых Светилу и Матери Земле. Сон необходим даже Богам.

У нас же в городище Мужи уходили в лес за Древом Бадняком, срубленным за день до помина. Затащат в поселение, изливаясь потом, сплёвывая поочередно и крутя пальцы в стороны, дабы отогнать Злых духов. Далее рисуют бороду и рога на древе, что символизируют Королей Ночи и Старость. Равно рубят на всех, и старцы — Старейшины поселения, раздают поровну в каждый контейнер. У нас большая семья, потому перенеся свои полена и ветки в жилище, мы шли на помощь соседям. Те в ответ насыпали нам в карманы сушёных червей или семена солнцецвета. А через три дня и три ночи с трудом выходили из дома, толкая широкой дверью сугробы. Шли и проверяли соседей, пережили ли они тот год, встретят ли Солнце в этом. Кого откапывали из-под снега, а вытащив наружу, закидывали снежками, смеясь и называя "сонями". Никто не злился на холод и попавший за шиворот лед, на смешные прозвища и упрёки, рады были, что пережили длинную ночь. А бывало, что найденных жгли на остатках Бадьяка, угорельцев, что не оставили возможность уходить дыму или замерзших, забывших подкинуть веточку в кострище. Так, с улыбкой на лице Я и дошел до искомой двери.

— А ну, стоять, кто такие? — сурово спросил нас бородатый дед, что с острогой стоял у входа.

— Дружина Княжья и гость Князя Мирослава, Босик из Городища, — с уважительным поклоном ответил вой.

— Неужто сбылось предначертанное? Дружинники взялись за ум, да читать начнут? Что изволите, служивые? «Сказ о полку Игореве» или «Былины Богатырей Русских». Есть «Война и Мир», «Преступление и Наказание».

— Мы это, проводить гостя пришли. Но служба окончится, так сразу в тот же день, Дед Панкратий, — робко ответил провожатый и спиной маленькими шажочками быстро удалился. Второй же не ожидал, что останется один, кивнул головой, что-то неразборчивое промычал и был таков.

— Тьфу, тёмное племя. В учении Свет! Мало быть сильным, нужно быть ещё и разумным! А тебе чего, малец? — в сердцах дед разошёлся, скрипя больными коленями и помогая себе острогой при ходьбе.

— Хотел увидеть Избу-читальню да встретить Деву Адель. По возможности, прикоснуться к Знаниям ушедших дней, набраться разума, — глядя в глаза, в которых светилась мудрость прожитых лет, произнёс Я.

— Знания знаниям рознь. Кому понять, почему курица не летает, как птица, уже великая радость. Чего ищешь? Скажешь, как на духу, враз тебе открою нужную книгу али рукопись на нужном же листе, — продолжал расспрашивать меня Старец.

— Правду ищу, только, чем больше нахожу её, тем сложнее бывает от следующей не отвернуться, — горестно поделился с убелённым Мужем.

— Хах, ты прям как Святоч с Городи… — дед икнул, в глазах зажглось понимание. — Погодь, эти олухи сказали, что ты не местный?

— Я Светоч Путеводный, Босик из Городища. Прибыл по воле Князя в разрешении одного вопроса, — тихо представился.

— Знал я одного, Бориса Лунь. Вместе на южан ходили. Вот он тоже искал её, а я — знания. Интересно, как он, жив ли, нашёл, что искал?

— Месяц назад был жив. Я с ним знаком, только представился он, как последний из рода Лунь. — Вспомнил Светоча из городища, где сторговал нож.

— Значит, как и Я, один без рода и племени? Без ветви своей…Эхх. Проходи давай, нечаго на пороге болтать, чаем угощу с мёдом. Токмо не шуми, Софья очень строгая на это, — строго наказал Старец, прислонил острожку к стене, а сам открыл дверь. В нос ударил сильный запах горелых свеч, пыльных книг да мягкий аромат благовоний.