Химера: Проза. Лирика. Песни (Авторский сборник)

Или в рай заехать можно,

Если вдруг взорвется бак.

«Жигули» иль «Запорожец»,

Или «Волга» иль «Москвич»,

Холостяк иль многоженец,

Из Ухты или из Бронниц, —

Для ГАИ ты просто бич.

Ты лихач, лихой мальчишка,

Друг аварий и «чп»,

Скорость — вот твоя страстишка, —

Анатолий ты иль Мишка,

По шоссе иль по тропе.

Семафор мигает красным,

А тебе-то наплевать,

И последствиям ужасным

Днем, безоблачно прекрасным,

Обязательно бывать.

Или сам кого задавишь,

Иль тебя в гармонь сомнут,

Малых деточек оставишь,

Жизнь вдове своей отравишь,

А тебя в печи сожгут.

Осторожно, осторожно,

Не крути баранку так:

Так в кювет попасть возможно

Или в рай заехать можно,

Если вдруг взорвется бак.

Лучший нумер

Просто жил и просто умер —

за могилой длинный нумер

закрепил могил директор,

в прошлом вузовский проректор.

И вдова, слегка всплакнувши

об ушедшем рано муже,

очень скоро позабыла,

что вообще его любила.

И сменив платок на шляпку,

детям новенького папку

привела. И дети рады,

что в карманах шоколады

папа новенький им носит

и за двойки не гундосит.

Все довольны, все прекрасно,

и соседям даже ясно,

что откинул лучший нумер

их сосед, что взял и умер.

Людоед

За горами, за лесами,

Там, где мы не знаем сами,

Жил какой-то людоед,

То ли баба, то ли дед.

То ли был он бородатый,

То ли лысый, то ль усатый,

То ли двоечников ел,

То ли всех уже поел.

То ли не было, то ль было,

То ли сплыло, то ль не сплыло:

Мимо троечник бежал

И отчаянно визжал.

Он бежал от людоеда,

То ли бабы, то ли деда.

Убежал, хоть и устал,

И четверочником стал.

Мальчик

Надоели пиво-раки,

Разговоры подшофе,

Поцелуи, слезы, драки,

Конвоиры в галифе.

Да и ты мне надоела,

Что кривить: «Поди ты вон!»

Всю судьбу мою проела,

До сих пор в ушах трезвон.

Кто я, что я, почему я?

Все забыл в тумане лет.

В звонком крике поцелуя —

Мальчик, юноша, поэт.

Межцарствие

И не зима, и не весна —

межцарствие природы.

Вдали белеется спина

и легкий шаг кого-то.

И ветер в небе, свеж и юн,

у тучи рвет волосья,

и я тарелки в доме бью,

на счастье, не со злости.

А за окном товарняки:

«цок-цок», как будто кони.

Сугробов ходят желваки,

и кто-то в дверь мне звонит.

Здесь протереть, а там убрать —

порядок. Можно открывать.

Может быть

Не плачь, моя хорошая,

и слез не проливай —

пусть жизнь и нехорошая,

ты не переживай.

В муку все перемелется,

беда и не беда,

сто раз все перемелется,

и нет сойдет на да.

И тот родной и искренний,

который обманул,

поймет, что шанс единственный,

как масть, не дотянул.

С другим любимым встретишься,

а может быть, и нет,

и может быть, доверишься,

а может быть, и нет.

Не плачь, моя хорошая,

и слез не проливай —

пусть жизнь и нехорошая,

ты не переживай.

Молодец

Мо́лодец я или молоде́ц —

Не на ту дороженьку вступил.

Вот тут мне и конец.

Но не гоже поворачивать коня назад,

Ну а вдруг несбыточное сбудется —

Вдруг дам судьбине в зад?

Кто там лыбится за черною горой,

Ножик точит: вот сейчас, сейчас

Окопытится еще один герой.

Водит глазом конь, по-зверьи ржет.

Ну-ка сунемся к судьбе,

Авось, и не сожрет.

Ах, не на ту дороженьку

                          зачем-то я вступил,

все ж не каялся, назад не отступил.

Мыслитель

Полмира мыслью полонив

и к небу взор направив,

слезу на камень уронив, —

пропал меж звездных зарев.

Настоящий мужчина

На выход первого тома Доризо

Увы, не спец на лести дифирамбы,

Люблю — люблю, а нет, так, значит, нет,

Мне пусть разгений, пусть распушкин сам бы

На ушко полюбить вас дал совет.

Не от гордыни, затаенной злобы

Иль от чего еще там я такой.

И все ж понравилось, как ты в буфете слопал

Бутылку водки с жадностью мужской.

«Вот это хватка!» — сразу я подумал, —

И хоть бы что, ни слез и ни слюней.

И в тот же вечер том твой первый схрумал,

Я был нетрезв, а стал еще пьяней.

Невмочь

Вот это я, вот это ты,

вот это первые цветы,

вот это город без людей,

где тихий пруд без лебедей.

Куда не ходят поезда,

чей герб — полынная звезда,

где нам с тобою не любить

и не мечтать, не есть, не пить.

Где верить нужно, но невмочь,

где солнце есть, но вечно ночь,

где только в мыслях я и ты,

где не сбываются мечты.

И где небесный наш отец

терновый приобрел венец.

Некто

Дни наши сочтены не нами

и не Госпланом учтены.

Какой нас смерч или цунами

подхватит в край, где вечны сны?

Какой нас поезд переедет,

какой Чернобыль омертвит?

И кто в психушку тихо съедет

с диагнозом «космополит»?

Какой нас Гдлян за руку схватит,

какой нас Хват раскровенит,

и кто нас в гроб законопатит,

христианин или суннит?

Через сто лет или сегодня

последний вздох, как поцелуй,

исполним? Знает преисподня

и некто в городе Вилюй.

Обида

Чашка в трещинках с чаем остывшим,

чуть надкусанный бутерброд

милым, злое наговорившим

на меня и на мой народ.

Милый, это не так уж мило,

я люблю твой озлобленный рот,

но обида ножом пронзила

сердце мне — мой народ не урод.

Милый, все я тебе прощала,

но такое, прости, не могу:

я любви, что так много вмещала,

выйти вон за порог помогу.

Овца и Волк

Ради красного словца

В волчью пасть вошла овца.

Что б вы там не говорили,

В волчьей пасти вы не были.

И не вам судить овцу.

Да и волку не к лицу

Счет вести своим победам,

Сытным хвастаясь обедом.

Обрывки

Дым из трубы, как конский хвост,