Химеры картинной галереи

Они отдали свои пальто охраннику и прошли в гостиную. Надежда велела Виктории накрыть чайный стол. Попутно спросила у нее:

– Валтузову примеряли?

– Ее примерка назначена на следующий понедельник, – сказала Виктория.

Устроившись в креслах, дамы заговорили о прошедшей примерке и о погоде, после чего перешли на обсуждение нового приобретения Ираиды Самсоновны – консольного столика.

– Кажется, Людовик Шестнадцатый? – спросила клиентка. – Обожаю мебель этого стиля.

Она встала с кресла и подошла к консольному столику. Провела рукой по мраморной столешнице, потом присела и осмотрела резные ножки. Вернувшись к чаю, немного помолчала, потом проронила:

– Мне кажется, Ираиду Самсоновну обманули…

– В чем? – поинтересовалась Надежда.

– Это не Людовик Шестнадцатый.

– Семнадцатый? – пошутила Надежда.

– И не семнадцатый. Это подделка. – Заказчица опустила глаза. – Мне очень жаль. Представляю, какую сумму с нее содрали.

– То есть вы считаете, что это современная подделка под стиль Людовика Шестнадцатого?

– Я в этом убеждена, потому что слишком хорошо его знаю. – Заказчица встала и снова подошла к консольному столику: – Идите сюда! Идите!

Надежда подошла, и она предложила:

– Проведите пальцем по древесине.

– Ну, вот… – Надежда провела пальцем по поверхности ножки.

– Чувствуете шероховатости?

– Нет.

– А они непременно должны быть. Шероховатости и различные метки доказывают, что кресло делали вручную. На подлинном Людовике Шестнадцатом должны быть следы рубанка.

– Ножку могли изготовить на станке.

– Машинное производство мебели началось в тысяча восемьсот шестидесятом году. Уверена, при продаже Ираиде Самсоновне датировали столик многим раньше. А теперь, пожалуйста, сравните ножки стола между собой.

– Ножки как ножки… – Надежда критически их оглядела. – Все одинаковые.

– В этом вся фишка. Они должны отличаться по размерам и форме. Детали ручной работы не могут быть идеально симметричными.

– Кажется, вы правы…

– И обратите внимание, что древесина – золоченая. В эпоху Людовика Шестнадцатого мебель чаще всего делали из красного дерева и покрывали прозрачным лаком. Уверена, если соскрести золочение, вы увидите светлую древесину.

– Какая досада, – проговорила Надежда, возвращаясь к своему чаю.

– Теперь такое случается часто, – вздохнула заказчица.

– Эту консоль матери продал ее старинный друг.

– К сожалению, из-за денег люди теряют совесть.

После чаепития Надежда проводила клиентку до выхода и, символически расцеловавшись на прощание, вернулась в гостиную.

– Где моя мать? – спросила она у Виктории.

– Кажется, у себя.

Надежда поднялась на второй этаж и зашла в кабинет матери:

– Давно ты виделась с Власовым?

Ираида Самсоновна отвлеклась от бумаг:

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Твой приятель тебя надул.

– Что за выражение!

– Сколько он взял с тебя за консольный столик?

– Весьма разумную сумму, – дипломатично ответила Ираида Самсоновна.

– Какой бы ни была эта сумма, продав столик, он тебя обманул.

– Пожалуйста, объясни мне, в чем дело! Нельзя безосновательно обвинять человека.

– Основания будут, если ты покажешь эту консоль эксперту. – Надежда взяла со стола ножницы и направилась к двери. – Идем со мной.

Они спустились в гостиную, Надежда присела у столика и царапнула лезвием ножниц по внутренней поверхности ножки.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Ираида Самсоновна.

– Подойди и посмотри.

Ираида Самсоновна подошла и, склонившись над царапиной, спросила:

– Что это?

– Под золочением видна светлая древесина. Это не красное дерево.

– Боже мой…

– А еще на ножках нет следов ручной обработки. Отдай столик на экспертизу, и пусть Власов вернет тебе деньги. Скажи честно, сколько ты заплатила?

– Огромные деньги, – призналась Ираида Самсоновна. – Даже не хочу это озвучивать.

– Ты говорила, что хорошо знаешь Власова. Как же так вышло?

– Мы давно не виделись. – Ираида Самсоновна говорила неохотно, как будто что-то скрывая. – Он долго жил за границей, потом вернулся, чтобы все снова начать в России. Григорий Александрович интересный и талантливый человек.

– Да ты не на шутку им увлеклась, – проговорила Надежда. – Чувство застит тебе глаза.

– О чем ты говоришь? Я абсолютно владею собой!

– Мама, твой Власов – мошенник. Неужели тебе не ясно? И было бы хорошо, если бы за ним числилось только это. – Надежда обернулась: – Виктория! – Когда та подошла, Надежда приказала ей: – Расскажите Ираиде Самсоновне то, что вы рассказали сегодня в моем кабинете.

Виктория сцепила руки, опустила глаза и заговорила ровным, монотонным голосом:

– Когда я готовила кофе для Шимаханского, Григорий Александрович стоял рядом со мной, а потом, когда я отошла к холодильнику, остался стоять возле чашки и кофе.

– Вы обвиняете Власова в убийстве? – В голосе Ираиды Самсоновны прозвучала патетика.

– Виктория говорит лишь то, что видела, – вмешалась Надежда. – Она не делает выводов. Выводы сделала ты сама, потому что они очевидны. Тебе не кажется, что как-то все нехорошо получается? Обрати внимание: все наши неприятности начались с появления Власова.

– Это клевета, и я в это никогда не поверю, – заявила Ираида Самсоновна.