– Спросите о Джеке Пфаффе, – предложил Чань. Он посмотрел на другие камеры, выходившие в этот коридор, зная, что и там услышат голос тюремщика. Где бы в тюрьме ни находился Пфафф, он может узнать, что его ищут. Тюремщик выполнил его просьбу. Ответа не было. Хотя кардинал рисковал быть узнанным, выбора не было.
– Откройте дверь. Впустите меня.
– Я не могу, святой отец.
– Очевидно, этот человек прячется. Вы ему позволите обдурить нас?
– Но…
– Никто не причинит мне вреда. Скажите им, что, если они попытаются, вы убьете их всех до одного. Все будет хорошо – я знаю, что на уме у грешников.
В камере находилось не менее сотни мужчин, и в ней было так же тесно, как в трюме корабля работорговцев. Охранник вошел и замахал дубинкой, расчищая проход. Чаня окружил круг потных и испачканных кровью лиц.
Пфаффа среди них не было. Это были беженцы, которых Чань видел в переулках и у реки, – их единственными грехами были бедность и невезение. Большинство пострадало от оружия Вандаариффа: из-за воздействия стеклянных осколков они пришли в бешенство, но их избили и заставили повиноваться. Чань сомневался, доживет ли хоть половина из них до утра. Он показал тростью в дальнюю часть камеры, чтобы привлечь внимание охранника: он не мог разглядеть, кто там находится, поскольку под аркой была небольшая ниша.
– Кто-нибудь прячется в нише?
Тюремщик крикнул, чтобы заключенные подвинулись, с привычной жестокостью ударив дубинкой тех, кто, по его мнению, не торопился. В нише скрючился единственный человек, лицо которого было маской из запекшейся крови.
– Одного нашли, – пробормотал тюремщик. – Но я не…
– Наконец-то, – крикнул Чань и отвернулся. – Это тот самый парень. Поднимите и забирайте его.
Кардинал, постукивая тростью, направился к первому стражу, а второй следовал за ним со своим грузом.
– Архиепископ будет вам глубоко благодарен. Нужно ли мне снова расписаться в вашей книге?
– Нет нужды! – Тюремщик записал номер заключенного, а потом аккуратно оторвал половину страницы. – Вот ордер. Я рад, что сумел вам помочь.
Чань взял бумагу и кивнул на обмякшего заключенного, который не падал только потому, что тюремщик держал его за шиворот.
– Мне нужен экипаж, и снимите кандалы – больше он не нанесет вреда.
– Но, святой отец…
– Не беспокойтесь. Сначала он во всем признается.
Как только карета двинулась, Чань снял бинт с головы и использовал его, чтобы вытереть кровь и грязь с лица Каншера. Рассеченные брови и разбитые губы свидетельствовали о том, что его подвергли жестокому допросу, но серьезных ран кардинал не обнаружил.
Он постучал пальцами по челюсти Каншера. Тот поморщился и отвернулся. Вздохнув, Чань просунул другую руку под пальто и сильно ущипнул раненого за левое плечо. Глаза Каншера открылись, он дернулся от боли. Чань заставил союзника посмотреть себе в лицо.
– Мистер Каншер… это кардинал Чань. Вы в безопасности, но у нас мало времени.
Каншер вздрогнул и кивнул, показывая, что узнал Чаня.
– Где я?
– В карете. Что случилось с Фелпсом?
– Я не знаю. Нас забрали вместе, но допрашивали порознь.
– Во дворце?
Каншер утвердительно кивнул.
– Тогда почему вас отвезли в Марцеллин?
– Чиновники, схватившие нас, были дураками. – Каншер языком провел по зубам, проверяя, не шатаются ли они. – Вы так старались найти меня?
– Нет, я искал другого человека.
Каншер закрыл глаза.
– То, что вы появились, большое везение.
За несколько минут, пока карета ехала до Серкус-Гарден, Чань рассказал, что случилось после того, как они расстались, только вскользь упомянув утрату Селесты Темпл.
– Доктор направляется с девочкой на рандеву с графиней, но я не понимаю, почему она потратила столько усилий для того, чтобы показать ему эту картину.
– Разве она ее уже не показывала вам? – спросил Каншер. – Эта стеклянная пластинка…
– Но реальная картина должна быть основой планов Вандаариффа.
Каншер нахмурился.
– То, что меня отослали в тюрьму, показывает, что те, кто допрашивал меня, сочли меня бесполезным. Знание иностранного языка – полезный инструмент, помогающий притвориться идиотом, но с бедным Фелпсом все как раз наоборот. – Каншер прижал бинт к кровоточащей скуле. – Он или остался во дворце, или его отдали Вандаариффу. Или, вероятнее всего, он мертв.
– Мне жаль.
– Мне тоже. Но, добавлю, Фелпс все же сходил в «Геральд».
– Он узнал, где находится картина?
– Салон был в Вене.
– Вене?
– Без сомнений, и единственной причиной, по которой «Геральд» напечатала репортаж о нем, был большой пожар: сгорел весь квартал и все картины, выставлявшиеся в салоне. Что касается шедевров Файнляндта, то их утрату не сочли большой потерей. – Каншер криво улыбнулся. – Для империи.
Чань не мог в это поверить. Картина погибла? Тогда зачем графиня дала Свенсону стеклянную пластинку?
– Другие знают? – Он покачал головой и скорректировал вопрос: – Свенсон знает?
– Нет, мистер Фелпс сказал мне об этом, когда мы шли к фонтану. Только богу известно, где они схватили и куда поместили доктора. – Каншер поморщился, разглядывая багрово-красный ноготь на большом пальце, и решил пососать его. – А какова ситуация в городе?