«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984

Мы выбрались через дыру в стене одной из хижин, сквозь щель в тыне сбежали с холма, вброд перешли мелкий ров и пустились по стерне к голым вершинам скал, торчавшим из далекого леса. Было жарко. Пот стекал по спине, ружье стало тяжелым и горячим. Пыль оседала на мокром от пота лице и попадала в глаза.

Мальчишка бежал впереди, иногда оборачивался, чтобы убедиться, что я не отстал. Страшно худые, раздутые в коленях ноги, мелькали в пыли, волосы стегали пастуха по плечам.

Снова донесся звук трубы, утробный и зловещий. Так близко, словно кто-то невидимый стоял разом. Мальчишка пригнулся и бросился к лесу, петляя как заяц. Вторая труба откликнулась слева. Я побежал за пастухом. Лес приближался медленно, мальчишка далеко опередил меня.

Спереди, оттуда, куда бежал пастух, послышался крик. Я приостановился, но шум в ушах и стук сердца мешали слушать. Кто кричал? Свои? Я был эаесь от силы три часа, но уже делил этот мир на своих и чужих.

Когда я, пригибаясь, добежал до леса, мальчишки нигде не было. И тогда мне стало страшно. Страх был рожден одиночеством. Я поймал себя на том, что стараюсь вспомнить путь назад, к раздвоенной сосне, к двери на болоте, к действительности, где ходят автобусы и тетя Алена то и дело взгладывается в окно, беспокоясь, куда я запропастился. Но что может мне грозить? Что я опоздаю на автобус?

Я выпрямился и замедлил шаги. Я не здешний. Со мной ничего не должно случиться. Надо найти мальчишку. Ему страшнее.

Стрела свистнула над ухом. Сначала я не понял, что это стрела. В меня еще никогда не стреляли из лука. Стрела вонзилась в ствол дерева, и перо на хвосте ее задрожало. Я бросился в чащу, и еще одна стрела чиркнула черной ниткой перед глазами.

Кусты стегали по лицу, ружье мешало бежать, кто-то громко топал сзади, ломая сучья. Земля пошла под уклон, и я не успел понять, что он обрывается вниз.

Я не выпустил из рук ружья и, катясь по висящим над обрывом кустам, ударяясь о торчащие корни, старался ухватиться, удержаться свободной рукой. Больно стукнулся обо что-то лбом и рассек щеку. Мне казалось, что я падаю вечно. Наверно, на какое-то мгновение потерял сознание.

Было больно. Острый сук вонзился в спину, не давал дышать. Я попытался подняться, но сук, прорвав пиджак, держал крепко. Саднило лицо. Я замер. Они могут услышать. Надо тише дышать, медленней. Вроде тихо… Опершись о ружье, я резко приподнялся. Сук оглушительно треснул и отпустил меня.

Я осторожно сел и ощупал ноющую ногу. На икре штанина была разодрана, больно дотронуться. Подтянув ногу к себе — она повиновалась, — я поднялся. Отсюда был виден обрыв. Он оказался невысоким — бесконечен он только для того, кто с него падает. Я заглянул в ствол ружья — не набился ли туда песок. Чисто. Пиджак я оставил под кустом — он разорвался на спине и своих функций более исполнять не мог.

Дорогу я отыскал неподалеку от того места, где она входила в лес. Дорога была исчерчена следами повозок и человеческих ног. Я пошел вглубь леса по ее кромке так, чтобы при первой опасности нырнуть в кусты. Вскоре от дороги отделилась широкая тропа. Именно туда сворачивали следы — в одном месте колесо повозки раздавило оранжевую шляпку гриба.

И тут я увидел мальчишку.

Он лежал лицом вниз, из спины торчали оперения двух черных стрел.

Я отнес мальчика с дороги. Он был совсем легкий и еще теплый.

Я забросал его ветками и пошел дальше. Я был виноват в том, что он погиб. Надо было догнать его и не отпускать от себя. Надо было слушаться лесника… надо… надо… надо…

Вернее всего, этот мир жесток и несправедлив к слабым. И жестокость его обнажена, узаконена и привычна. Ничего удивительного в том, что, попав сюда, лесник принял сторону слабых и враги его деревни стали его врагами. Не от желания покуражиться или проявить доблесть, а просто по ощущению, что иначе нельзя, он стал заниматься их делами, ломать пополам таблетки тетрациклина, воевать с какими-то сукрами, убивать некулов и привозить из нашего мира чайные кружки, не говоря уж о множестве не известных мне дел.

Но насколько объективно разумна его деятельность? Не схож ли он с человеком, рвущим паутину ради спасения попавшей в нее мухи? Что может он сделать здесь и нужен ли он. Справедливость в несправедливом мире нереальна. Он гонится за миражем и не хочет этого видеть… и пашет чужой огород, не опрашивая, для кого. В заочном споре с Сергеем я старался удержаться от эмоций и остаться ученым, старался сначала отыскать цепочки причин и следствий, докопаться до механизма, движущего явлениями, и лишь затем принимать решения.

Когда впереди обнаружился просвет, я замедлил шаги, потом совсем остановился. Еще недавно на поляне был лагерь. Остовы шалашей были ободраны, ветки и сучья разбросаны по траве. В истоптанной траве лежал Зуй. Борода торчала к небу. В кулаке был зажат обломок кинжала.

Скрываясь за стволами, я обошел поляну. В подлеске наткнулся на знакомую повозку. Носороги исчезли, оглобля вонзилась в землю.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

10.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀