Хинд (СИ)

Они чуть не подрались – вовремя одумались, вспомнив, где находятся и увидев вокруг себя недоумённые лица, зажатые фотоаппараты.

- Туристы ходят тут, снимают всё чего-то. Вот была бы штука, если б мы им в кадр попали.

- А может, и попали? – Шахину казалось, что краем глаза он уловил вспышку.

- Вряд ли. Дождик же, технику берегут. А вот если меня с крыши заметили – вот то-то будет. Я ж не драться с тобой должен, а отвести, куда надо.

- Ва-да-дай. Давай, веди, Сусанин, пока милиция не на горизонте.. Ты какого-то роду-племени?

- Я – Ганжа сделал торжественную паузу. – Грек.

Они подошли к брабусу и теперь толклись вокруг него, удерживаемые чем-то от приступаний к делу.

- Из Апсны, что ли? У нас есть один гудаутский грек, ох и хитрая бестия, скажу я тебе, братка..

Шахин хотел рассказать, как Гога нагрел его однажды при игре в карты, как обманул, обещая познакомить со своей несуществующей сестрой, как и не думал возвращать данные в долг пятьдесят тысяч долларов. Ганжа не дал ему этого сделать.

- Из какой Апсны, говорю же, житель Петербурга в третьем поколении! Слушай, давай, лезь в машину, реально мусора подвалить могут.

- Апсны, эт Абхазия.. – Шахин недоговорил. Выражение лица Ганжи заявляло «Я знаю, что Апсны – Абхазия, равно как, что Эллада – Греция. Я вообще всё знаю.»

Ехали молча – то ли надувшись, то ли рассердившись друг на друга. Шахин только кивал, следуя указаниям большого пальца Ганжи, показывающего дорогу на карте. Ганжа не выдержал первый:

- Ты тут у нас в гостях, обижать тебя никто не хочет. Только, ты того..

Шахин вперил глаза в лобовое стекло, почему-то начал считать про себя вслух. «Не отрывать глаза, не отрывать глаза, не отрывать..»

- Ты не думай, пожалуйста, что самый умный. Кого-то словом Апсны можно удивить – этих.. – Ганжа сморщился. – С пятого региона, с седьмого, с девятого. Уличный планктон, так сказать.

- С первого..

- С первого ни фига не надо, адыги с абхазами братья родные. Но кто чуть образованней, те и Нохчийчоь найдут на карте, и Лезгистан с Кумыкистаном, места обитания сванов с мегрелами. Контуры карты гипотетического Турана..

- От Горной Шории до крымских степей Лев Гумилёв отимел людей!..

- Да у него просто мать, якобы татарка, вот его через это комплекс, что не мусульманин. Татары же мусульмане..

- Татары – русские, считающие себя не русскими. В доказательство, что нерусские, полномасштабная стройка мечетей развёрнута..

- Я не люблю, когда меня перебивают!

- Какие проблемы, я не за всех татар-то..

- А мать у Гумилёва чистая немусульманка.. И для оправдания сего факта, раскинул чел мозгами, явил миру тенгрианство..

- Кому оно надо..

- От души кому-то профит. Недавно на одном казахском сайте опрос опубликован – тридцать процентов опрошенных результат.

- Да что в голову результат брать, тролли, небось.. Я вот во время жития своего в Казахстане – никаких тенгрианцев там не видал. Ни тенгрианцев, ни ваххабитов – кругом баптисты.. Слушай, а чё ты по площади пешкодралом туда-сюда был, где твоя тачка?

- У меня не тачка, а машина. Тачка в огороде обывателя. Машина на стоянке. Приехали, вот сюда заворачивай.

- Блин, гаражи, гаражи, сараи.. Где мы?

- Не важно. Вон туды чапай. Я в машине подожду – недостаточно важный птиц слышать, чё там у вас.

Ганжа не слукавил, назвав себя петербуржцем в четвёртом поколении – да, действительно, ещё его прапрадед, предварительно женившись, покинул берега Чёрного моря, чтобы перебраться в тогдашнюю столицу Российской Империи.

Такой поступок, по семейному преданию, был вызван необходимостью сохранить национальное самосознание – не отуретчиться, не отатариться – а остаться греками, что было довольно сложно, так как православные греки к грекам-мусульманам относились с презрением, греки-мусульмане предпочитали Османскую Империю и в Российской их было крайне мало, а тюркские языки значительно легче запоминались детьми, нежели сложные, архаичные диалекты древнегреческого.

Сам Ганжа, правда, в предание верил только наполовину, подозревая, что прадед вляпался в неприятную историю – возможно, убил жандарма или по ночам расклеивал на заборах революционные прокламации.

Как бы то ни было, в 1906-ом году переезд состоялся.

Однако жизнь на новом месте прапрадеду оказалась не под силу – и, он, решив, что лучше держать коров, кур, чем ютиться в грязной комнате верхних этажей доходного дома – переехал в деревню, где и обосновался прочно, так сказать, пустил корни. Деревню присоединили к тогдашнему Ленинграду только после войны, после войны же променяли Румовы добротный деревянный дом на четырёхкомнатную квартиру. Причина банальная: удобства. Бегать во двор среди ночи женщины Румовы больше не хотели, а мужчины Румовы ленились провести канализацию и водопровод.