Хиндустанский волк

– Не скажите, Аркадий Николаевич. Я имею основания предполагать, что Николаи засылает в Россию агентов сотнями. Начнут работать – хорошо. Провалятся – не велика беда. В самом начале моего общения с импрессарио я спровоцировал направление нашей беседы в сторону Германии. Задал вопрос о Берлине, о Вене. И Сатурляев откликнулся мгновенно. Похвастался знакомством и покровительством принца Николаи. А основанием для подозрения стали предъявленные документы. С первого взгляда я распознал добротную немецкую работу. Николаи не глупец. Он гений разведки. В этой операции он сделал ставку сразу на два человеческих порока - на алчность и на похоть... Трудно устоять перед обнаженной красавицей и перед «кирпичём» сторублёвых банкнот. Зато агентам была бы открыта Среднеазиатская железная дорога от Красноводска до Ташкента со всеми городами, весями, военными гарнизонами... Вот так! Начинайте работать, Аркадий Николаевич. Пока импрессарио в вашем распоряжении. А я обязан информировать контрразведку Туркестанского Военного Округа. Пока все. Еще раз благодарю!

Все ушли. Дзебоев остался один. Только успел подумать: «Надо бы Кудашеву позвонить!», как в дверь постучали. Вошел Александр Георгиевич.

ГЛАВА   3.

Долгая дорога в Персию. На борту "Императрицы Антуанетты".

25 февраля 1912 года. Порт Красноводск.

Пароход «Геок-Тепе» покидает Красноводский залив.

 Под форштевнем ледяная шуга. Навигация на Каспии официально еще не начиналась. Был прогноз, что в ночь Каспий встанет. Астраханский порт еще не освободился ото льда. Был  риск. Была надежда, что пароход успеет прорваться к Баку, доставить для нужд «Персидской экспедиции» военный груз, а уж там и дозимует.

Кудашев не один. Вместе с ним отплывает его новый подчиненный телеграфист Владимир Гагринский. Гагринский простился со своей супругой Геленой еще в Асхабаде. Поднявшись на борт транспорта, на палубе не задержался, сразу проследовал в каюту.

Кудашев в цивильном. Мундир пришлось оставить дома. Ротмистру Отдельного корпуса жандармов Кудашеву Александру Георгиевичу уже никогда не увидеть себя в зеркале в синем мундире с аксельбантами и серебряными погонами в один просвет без звёздочек.

На пирсе остались Леночка, Татьяна Андреевна и Митьки – казаки Брянцев и Митрохин. С Митьками он еще встретится на «территории», но придут они на неё другим путем.

Еще в Асхабаде Александр Георгиевич пытался запретить Леночке провожать его до Красноводска, но не смог.

– Не спорь, – сказала Лена. – Со мной Татьяна Андреевна поедет и твои Митьки!

Так и сделали.

Леночка при прощании не плакала.

В самую последнюю минуту набралась храбрости и прошептала Кудашеву в ухо:

– У нас будет маленький! Я в поезде почувствовала. Хорошо, что не упала на улице…

У Кудашева перехватило дыхание. Глотнул холодного воздуха.

– Только не упади! – Леночка поцеловала мужа в щеку. – Нас теперь двое. Ждать будем. Возвращайся быстрее!

Кудашева бросило в пот.

– Я никуда не поеду…

Татьяна Андреевна, прощаясь, тоже обняла Александра Георгиевича:

– Храни тебя Господь, Саша! Поезжай, исполни свой долг. Может, нашего Максима Аверьяновича встретишь, обними его за нас всех, привет передай. Ждём, и будем ждать вас обоих!

Леночка снова прижалась к мужу. Оторвали ее от Александра Георгиевича с большим трудом. Под «отходный» гудок Кудашев бегом поднялся по трапу. В последний момент чуть было не вернулся назад. Все плыло в его глазах. Сколько, сколько можно быть сильным?! Александр Георгиевич стоял на корме, держась левой рукой за поручень, а правой посылая последний привет Леночке. Его лицо было мокрым. То ли от снега, то ли от...

Быстро увеличивается между судном и пирсом полоса холодной темно-серой воды. Мощный пароходный гудок перекрывает голоса прощающихся.

Но Кудашев сердцем слышит Леночкин голос:

– Саша! Миленький! Возвращайся! Я всегда буду тебя ждать. Всегда! И никогда не буду плакать! Я тебя люблю!.. Жду!!! Жду!

А холодный северный ветер доносит до Леночки голос мужа, который так и не смог заглушить пароходный гудок:

– Леночка! Береги себя! И маленького! Я люблю вас!!!

Как часто они оба будут и во сне, и в явных грёзах вспоминать эту сцену, слышать родные любимые голоса...

  *****

Каспий пересекали ночью. Качка почти не чувствовалась.

Гагринский, укрывшись двумя солдатскими одеялами и свернувшись калачиком, спал без задних ног.

Кудашев, как ему самому казалось, не сомкнул глаз.

Снова и снова, бесконечным рефреном в его ушах слышались последние прощальные крики Леночки: «Саша! Миленький! Возвращайся! Я всегда буду тебя ждать. Всегда! И никогда не буду плакать! Я тебя люблю!.. Жду!!! Жду!»…

Снова и снова сквозь марево собственных слез и хлопьев мокрого снега он пытается поцеловать Леночку, но ее губы недоступны для поцелуя. Они шепчут: «У нас будет маленький! Нас теперь двое. Ждать будем. Возвращайся быстрее…».

Леночка пропадает во тьме.