— Тогда собирайте командиров к вечеру, будем решать этот вопрос по-деловому. По всему видно, что немцы не оставят тут нас в покое.
Вечернее совещание было коротким. Всем стало ясно, что дивизии врага готовы к решительному штурму наших позиций.
Еще до совещаний мы с капитаном Гудзенко разработали детальный план вывода отряда к Брянскому лесу. Ввиду того, что общая численность партизан к этому времени достигла внушительной цифры, было решено отводить отряды двумя колоннами. Первым должен был отойти отряд Покровского, за ним — отряд Гудзенко, далее — вторая группа Эсманского отряда со штабом, Хомутовский и Ямпольский отряды. Все по маршруту: Подлесные Новоселки — Светово — на север к Суземке.
Вторую колонну составляли отряды Ковпака, Севский и третья группа эсманцев. Они должны были выступить через село Подывотье и далее по усмотрению Ковпака. Такой порядок был принят потому, что Ковпак вынужден был ожидать подхода своей разведки, оставшейся в районе Путивля и пробиравшейся теперь сквозь боевые порядки наступавшего на нас противника. Хохлов, не будучи готовым к выступлению из-за обозов, также должен был задержаться. Он прятал лишнее оружие и боеприпасы под кучами хвороста, в снегу, в лесных колодцах, на дне речки Ивотки. Третью группу эсманцев мы решили оставить для связи с Ковпаком.
Без прений и споров мы приняли этот план. Началась подготовка к выступлению. На все сборы оставалось не более четырех часов.
Было уже темно, когда, разослав по отрядам приказ, я вышел из помещения штаба. По всему лесокомбинату пылали костры, их жгли для того, чтобы осветить квартиры и склады. Улицу запрудили обозы, развернутые ездовыми и хозяйственниками в разные стороны. То и дело раздавались крики и ругань ездовых, требовавших освободить дорогу. Мальчишки, толпившиеся у костров, подбрасывали в огонь паркет и доски.
Из квартир выносили чемоданы, из складов — мешки с продуктами, патронные ящики. Женщины плакали, они просили дать им место на возу для узла или корзинки с домашним скарбом. Всюду стучали, пилили, что-то ломая и сколачивая. Со стороны винокуренного завода, с Хинели, от Демьяновки и Марчихиной Буды шли напролом, оглашая воздух свистом и гиканьем, песнями и смехом, конные и пешие партизаны. С ними шли и местные жители. Весь Хинельский лес в этот вечер, казалось, пришел в движение и был наполнен говором, конским ржанием, стуком топоров и еще чем-то, вызывающим одновременно и жалость и тревогу.
Настала пора трогаться в путь и первой группе эсманцев. Согласно принятому плану маневра она являлась арьергардным отрядом колонны и покидала лесокомбинат последней. Придя в расположение группы, я узнал, что Фисюн распорядился загрузить почти все подводы мукой и овсом.
Петро Гусаков, ведавший хозяйством группы, чуть не плача, жаловался на Фисюна и говорил, что из-за муки и крупы он не знает, куда погрузить снаряды.
— Чем же стрелять будем? — спросил я Фисюна. — Не горохом ли?
Обоз группы мог поднять почти все три тысячи снарядов, но из-за продфуража была погружена лишь одна тысяча.
Пришлось спорить, что нужнее — крупа или снаряды. Фисюн заявил, что там с хлебом туго, что в Брянских лесах моя группа не получит хлеба, если не перевезет трехсот мешков с мукою. Он положительно не хотел признавать ни снарядов, ни пушек, — «воювалы и без гармат у Брянских лесах в гражданську!»
После долгих препирательств мы пошли на компромисс: он приказал навалить на обозы второй и третьей группы по нескольку ящиков со снарядами, а я на каждую подводу с боеприпасами согласился взять по два мешка муки и по мешку овса. Передав часть снарядов Гудзенко — он смог взять лишь несколько сот, — мы разбросали остатки по снегу.
К середине ночи все было готово к походу.
В последний час к нам прибыла племянница Артема Гусакова — Ганна. Она бежала от карателей, всю дорогу несла на руках ребенка, завернутого в летний платок. Ребенок простудился и от крупозного воспаления легких умер в Барановке. Ганне осталось одно — спастись от преследования в отряде. Вместе с Ниной Белецкой она поступила в распоряжение Петра, который определил им место, для начала, при пулеметном расчете.
С чувством глубокой душевной боли покидали мы лесокомбинат — родину многих партизанских отрядов. Жаль было расставаться с жителями, так много сделавшими для нас за несколько месяцев жизни в Хинельском лесу. Они тоже готовились к эвакуации. Кто смог, пошел с нами. Остальные прятали в лесу пожитки и готовились разойтись по окрестным селам. Завтра сюда придет враг.
Моя группа замыкала вытянувшуюся на десяток километров колонну. Грянули два оглушительных взрыва, Это ворошиловцы подорвали свои гаубицы: немыслимо было тащить их по малонаезженным дорогам.
— До свидания, Хинель! — слышались возгласы покидавших опустевший поселок. — Мы еще вернемся!
Предстояло пройти более десяти километров лесом. Узкая тропа в глубоком снегу исключала объезды и развороты. Нагруженные возы медленно ползли через корни, цепляясь за кусты и деревья.