Кони, прорвавшиеся сквозь пулеметный и минометный огонь, оказались совершенно невредимыми, — таков каприз военного счастья! Удивительнее всего было то, что Ромашкин, подле которого разорвалась мина, остался целехоньким, хотя шинель и представляла собой нечто вроде Тришкина кафтана.
Весельчак и насмешник Сачко приставал по этому поводу к Ромашкину с расспросами:
— Ну, а сидеть ты можешь?
— Могу…
— Так сядь…
Ромашкин сел.
— И не больно?
— Нисколько.
— И тебя даже не перевязывали?
— Нет.
— Чудно́! И штаны целы?
— Гляди сам!
— Не пойму что-то. Как же это Бродский уверяет, что казенник нашему артиллеристу разнесло всмятку!
— Хо-хо-хо!
— Вот это купил!
— А что вы думаете! Вот был у меня на фронте дружок, так с ним вышло не такое, — опять начал было Сачко, но раздавшийся пушечный выстрел заставил нас выбежать на улицу.
Возле дежурного орудия уже суетились артиллеристы. Теперь они вели огонь по направлению к Середино-Буде, Появившаяся оттуда колонна гитлеровских лыжников сделала неуверенную попытку наступать, но ее отогнали наши артиллеристы. На шляху снова воцарилось спокойствие.
Теперь уже нам было совершенно ясно, что кольцо оперативного охвата, грозившее хинельским партизанам, замкнулось. Нам оставалось ждать вторую колонну, оставшуюся в Хинели, во главе с командиром Путивльского отряда Ковпаком. От Гудзенко и Фомича я получил ответ на мое донесение. Они предписывали не оставлять Тарлопова, чтобы противник не смог отрезать на шляху вторую колонну.
После боя дед-корректировщик угощал нас чаем. Мы узнали, что находимся в Суземском районе, что всё село состоит в самообороне, подчиненной суземскому отряду «За власть Советов». Дед уверял, что и он теперь вступит в партизаны. Отдохнув, я с Гусаковым обошел заставы, побывал на шляху.
День был ослепительно светел. Вокруг Тарлопова лежали белые поля. Кое-где из лощин выглядывали кресты колоколен, на небольших высотах маячили ветряки, за сияющей белой далью тускнела голубоватая дымка Брянских массивов. Она еле проглядывалась с Новгород-Северского шляха.
— Будто из своего Святища Хинель вижу, — сказал Петро, глядя в сторону Брянского леса.
— Кончен, Петро, наш Хинельский поход. Теперь будем родниться с Брянским лесом. До колесных дорог. И раздуем партизанскую войну в этих районах.
Перед вечером из Орлии приехал человек. Он рассказал о потерях фашистов. Они не решались приближаться к Тарлопову; вывозить трупы с изрытого снарядами бугра заставили местных жителей.
— Семнадцать возов с убитыми немцами, — сказал приезжий. — Ночью вывезут остальных.
Вечером прибыла в Тарлопово группа вооруженных людей — разведка Ковпака. Разведчики доложили, что ковпаковцы половину дня провели в боях за Хинель и Хвощевку, после чего отошли на северную опушку Хинельского леса, в село Подывотье. Зная, что кольцо окружения восточнее Середино-Буды замкнулось, Ковпак повел вторую колонну партизан в обход Середино-Буды с запада и по бездорожью ушел на север.
Мы немедленно снялись и двинулись на соединение с главными силами своей колонны.
БРЯНСКАЯ АРМИЯ
Из Тарлопова мы прибыли на южную опушку Брянского леса, в Суземку, где еще накануне остановились отряды первой колонны.
Районный центр Орловской области, Суземка — большое село, с лесопильными заводами, узловая железнодорожная станция. Но рельсов мы не увидели — скрытые под снегом, они только угадывались по искалеченным телеграфно-телефонным линиям. Расщепленные, изломанные, обвешанные клубками спутанных проводов телеграфные столбы уходили в лес неровной, поредевшей цепью, словно раненые солдаты.
Прямо на переезде стояли два немецких танка с пробитой броней. Башни опрокинуты, пушечные стволы разорваны и задраны кверху.
Шумная, веселая в прошлом Московско-Киевская магистраль была мертва и недоступна для оккупантов. Эта магистраль затерялась в огромном массиве Брянского леса, который, подобно зеленому морю, разлился на площади в миллион гектаров.
Начинаясь вблизи городка Гремяча, Черниговской области, сплошные, местами дремучие леса простираются к северо-востоку на две сотни километров и подступают вплотную к городу Брянску. Но и за Брянском, к северу и к востоку тянутся леса, — можно пройти по ним до Смоленска, до Вязьмы, к Сухиничам. Эти огромные лесные массивы с первых же дней оккупации стали домом и пристанищем партизанских групп и отрядов. Юго-западная часть этого лесного края, заключенная в треугольник Гремяч — Суземка — Трубчевск и ограниченная реками Десной и Неруссой, стала основной базой для сумских партизан.
В Суземке прямые, просторные улицы с деревянными чистенькими домиками под тесом. Перед фасадами — уютные палисадники, с кустами черемухи и сирени. В окнах многих домов алеет герань, стоят фикусы.
Недолго держались тут оккупанты — на пороге Брянского леса. Еще в декабре их вышвырнули из Суземки партизаны. Трубчевский гебитскомиссар вынужден был безнадежно махнуть рукой на восставший Суземский район, имевший в своем тылу необъятные лесные дебри, руководимый подпольным партийным комитетом и управляемый самообороной.