Хинельские походы

Наш приход принес в Суземку тревогу. Все знали, что за нами идут карательные войска, что Суземка может в ближайшее время стать местом ожесточенных схваток.

Суземские коммунисты призывали население к оружию, самооборона каждого села должна была обратиться в отряд или другое боевое подразделение.

В доме, где я остановился, полным ходом шли сборы. Посреди комнаты стояли распакованный ящик с гранатами и кованый, потемневший от времени семейный сундук. Возле ящика работал подросток, он распаковывал и свинчивал ручные гранаты, складывая их на подоконнике; у сундука хлопотала хозяйка. Обложив стенки сундука пергаментной упаковкой из-под гранат, она укладывала в него пожитки. Дочь и невестка копали на огороде яму, чтобы схоронить там домашний скарб. Хозяин, рослый, с военной выправкой старик, стоял возле окна и придирчиво оглядывал вычищенную винтовку.

— Грязно, — укоризненно сказал он подростку, — протри еще раз. Да с керосинчиком — в стволе ржавчина.

Передав винтовку внуку, хозяин угрюмо поглядел на меня и вместо приветствия спросил:

— «Гости» идут, что ли?

— Идут, папаша. Хинельские леса заняли, большой силой…

— Вот оно как… Знать, туго пришлось вам на Украине?

Я рассказал о боях в Хинели.

— Слыхал, слыхал, — закивал хозяин, — а нашего леса не возьмут. Не пустим, — решительно объявил он, — Так было и в восемнадцатом… В те годы наши места тоже украинцев выручали. Выручим и теперь…

Обходя улицу, на которой расположился мой отряд, я видел в каждом дворе ту же картину: суземцы не тешили себя мирными настроениями и организованно готовились защищаться. Каждая улица представляла собою взвод, в целом Суземка — большой отряд. Райком и главный штаб самообороны находились в глубине леса, там же сосредоточилась и военная техника — пушки, 152-миллиметровые гаубицы, несколько броневиков и даже танк, восстановленный и отремонтированный местными слесарями-железнодорожниками и рабочими МТС.

Надвигавшаяся опасность привела все эти силы в движение. Суземская «республика» объявила осадное положение, ощетинилась, готовясь к встрече карателей, надвигавшихся с юга грозовой тучей.

В половине дня мы оставили Суземку, уходя в глубь леса, где должны были привести свои разрозненные силы в порядок, устроить тыловые базы, подлечить раненых.

Сразу же от села начинался сосновый бор. Свернув с большой дороги в сторону, обоз втянулся в дремучую чащобу ельника. Узкая, еле наезженная дорога змеей уходила в хвойную темно-зеленую глушь. Зимний путь проходил по рыхлому снегу. С обеих сторон его обступили высокие деревья. Могучие смолистые разлапины ветвей, обремененные грудами снега, гнулись вниз, к дороге, и казалось, вот-вот обрушат на наши головы тонны снега, придавят людей и коней сыпучим обвалом. Скованный зимним сном, лес хранил в своей глубине таинственную тишину и холод. Только вверху, куда устремлены конусы вершин, виднелась синеватая полоса неба да ярко горели и искрились на солнце самые верхние ветви. Словно былинный богатырь, Брянский лес дремал, набираясь сил, и всё в нем дышало спокойствием и могуществом. И это спокойствие передалось и нам, хинельским партизанам, впервые пришедшим сюда, чтобы найти здесь защиту и помощь. Молча двигалась наша колонна по лесной дороге, и каждый думал:

«Вот он, наш форт!»

«Крепость наша!»

«Наш родной дом!»

Хотелось взорвать эту таежную тишину, разбудить заснувшего исполина, наполнить шумом борьбы и громом сражений эти притаившиеся дебри. Я крикнул гармонисту Федьке — лихому саратовцу:

— Эй, чубатый, начинай саратовскую!

Дрогнула испуганно тишина, заговорили, понеслись звонкие, рыдающие переборы трехрядки, и вся колонна запела о Жигулях, о родимой Волге:

Пароход идет пара́ми,
Да Жигули вы, Жигули!
Ой Жигулёвскими горами
Да и куда вы завели…

Песня гулко разносилась по лесу, и он слушал ее, как сигнальную фанфару, подымающую в поход войско…

Путь Эсманского отряда из Хинели закончился в деревне Герасимовке. Это была небольшая, в сто тридцать дворов, с бедными, маленькими избами деревня на реке Колодезь, вблизи того места, где сливается Нерусса с Севом, в двадцати километрах от Суземки. Лес обступил Герасимовку со всех сторон. Густой ельник, непролазная поросль осинника и ольхи свидетельствовали о том, что деревня стоит на болоте.

Едва приметные лесные поляны служили населению пахотной землей.

У мостика через Колодезь нас остановила вооруженная винтовкой девушка. Зная пароль суземской самообороны, Сачко крикнул через мостик:

— Четыре! — и, нарочно насупившись, потянулся к кобуре.

Дивчина смутилась и поспешила с ответом:

— Чи два, чи три, — и вся зарделась.

Партизаны захохотали. Пароль на эти сутки означал цифру семь. К поданному нами «четыре» девушка должна была прибавить «три», что и подтвердило бы правильность пароля. Сачко подошел к смущенному часовому со словами:

— И что ты, курносая, можешь сделать против наших хлопцев! Кнопка ты этакая!

— Видала я таких, чего ржете! — неожиданно строго произнесла девушка. — Говори, кто такие?