В полночь началось наступление. Подразделения группы быстро прошли семь километров, отделяющих Лемешовку от Хинели, и развернулись в боевую цепь на голых лемешовских полях.
Противник не спал. Вспугнутые передовые посты послали в воздух сигнальные ракеты и убежали в село. Темное небо прочертили зелено-розовые и голубоватые трассы пуль. Суетливо застучали пулеметы; понеслись над полем сверкающие в темноте снаряды. Мы молча продвигались боевой цепью.
С расстояния в триста метров начали огневой бой.
Боевые цепи залегли. Первый миномет встал за клуней, пушки развернулись на открытом поле. Пулеметчики противника шарили по полю, рассыпая трассирующие пули веером. Мины рвались далеко позади наших цепей, снаряды проносились над нашими головами.
— По вспышкам, по вспышкам наводи! — командовал Инчин, командир первого орудия. — По стволу наводи! Видишь вспышку?
— Да кто их не видит! — озадаченно отвечал Коршок, приучаясь к артиллерийскому делу.
— Сквозь канал ствола надо уметь видеть!.. Утюг! — нервничал Инчин. — Наводи на вспышку!
Со стороны Барановки понеслись к Лемешовке красноватые искры. Это группа Хомутина стреляла зажигательными пулями.
Орудие врага участило стрельбу, и Коршок радостно докладывает:
— Вижу, вижу вспышки в канале!
— Заряжай! — командует Инчин.
Лязгнул замок.
— Пять осколочных, беглый!..
— Юферов, готов? Дави их пулеметы!
— Нельзя, товарищ лейтенант, слишком близко, осколки своих накроют.
— Стрелять!
— Огонь! — и голос Инчина тонет в грохоте.
Ослепительное пламя рвет предутренний туман. Задрав жерло миномета к небу, Юферов сам смотрит в прицел, ловя визиром вспыхивающие огни пулеметов. Оторвавшись, командует:
— Без дополнительного, огонь!
Миномет выбросил вертикальный столб огня.
— Жмись к земле!
Мина ударила точно по тому месту, откуда строчили два пулемета.
Юферов снова припадает к прицелу, а я бросаю вдоль своей цепи красную ракету — сигнал атаки.
— Готовиться к атаке! — слышатся в цепях голоса командиров.
— Беглым! Пятью минами! — хрипло говорит Юферов.
— Беглым! — кричит Инчин.
— К атаке! — перекатывается по цепям.
Огонь орудий бушует, озаряя уже бегущие вперед фигуры партизан. Окраина села горит, над полем зарево.
— Удирают фрицы! Мечутся! — восклицает Пузанов и, размахнувшись, кидает гранату.
С рассветом мы были на окраине. Из-за горящего сарая выскочил на бешеном коне всадник. Он кричал и размахивал плетью. Матюкаясь, набросился на меня и на Буянова. Я всматриваюсь, — не могу узнать всадника.
— Какого дьявола тут торчите! Немцы сбежали! Нами прикрылись, сволочи! Снимайтесь живо! — яростно кричит он на партизан.
— Начальник севской полиции, — успел шепнуть мне Анащенков. — Его нам и надо!
Буянов — помощник командира третьего взвода — ловко сдирает полицая с коня и по-кошачьи прыгает в седло. Разгоряченный конь дыбится.
Я бью прикладом полицая, известного карателя во всем Севском округе, в горячке боя принявшего нас за своих.
Буянов умчался в село. Вслед за ним остальные.
Инчин пляшет возле переломанной ветлы и машет нам руками. Мы идем к нему.
— Смотрите! Вот работа артиллеристов! — Он показывает нам свежий излом дерева. Пробитое нашим снарядом, оно упало на немецкую пушку. Трое немцев уткнулись в лафет; каски пробиты осколками, орудие цело; из казенной части торчит наполовину вставленный снаряд. Рядом две арбы со снарядами.
— Метко! — отвечает Фомич.
— Это мой, мой выстрел, — торжествует Коршок, помогая Инчину развернуть орудие в обратную сторону.
Тут же, неподалеку от пушки, находим два батальонных и один ротный миномет, несколько возов мин. Гусаков уже подпрягает к ним коней.
— Победа! — говорит Фомич, а я выпускаю серию зеленых ракет. Это сигнал: «Все ко мне!»
Немецкий отряд успел уйти от разгрома. Тхориков завел вторую группу не по назначению. Проплутав где-то в поле, группа не вышла к сроку на Севский шлях. И это спасло отряд немцев. Но зато их боеприпасы и тяжелое вооружение стали нашими.
Через несколько дней мы повторили операцию в селе Фотевиж: зажав в огненное кольцо прибывший из Глухова немецкий отряд, загнали его в каменную церковь и в течение полутора суток стреляли прямой наводкой бронебойными снарядами из трех пушек…
С разгромом двух этих гарнизонов открылся путь на Эсмань и к Глухову. Эсманская комендатура и все ставленники гитлеровцев опять бежали из Червонного района в Глухов.
Очистив Червонный район от гитлеровцев, мы снова расквартировались в лесокомбинате.