«Опять не могу, опять мама, — подумал я, глядя ей вслед. — Опять не хочет идти в партизаны и все же ходит сюда… И мамы в Демьяновке не было… Задержать, допросить? Но… не обижу ли я ее и Митрофанова напрасно? Ведь подозрения — не улики, — думалось мне. — И все же ведет она себя подозрительно…»
— Хороший вечерок будет, Терентий Павлович, — сказал я вошедшему в комнату Дегтяреву.
— Совсем тепло, — произнес он и сбросил с себя шинель.
— Не кажется ли тебе, Тереша, — сказал я, — что людям сегодня надо ночевать в лесу?.. И Фомичу то же посоветуем. Как думаешь?
— Это к чему же? — не понял Дегтярев.
— Ну хотя бы к тому, что при теплой погоде приятнее спать на воздухе. И об этом не будут знать посторонние.
Я рассказал ему все, что думал относительно Елены Павловны. Дегтярев засмеялся.
— У тебя, Михаил Иванович, против нее предубеждение. Может быть, слишком много о ней думаешь? Признавайся!
— Шутки в сторону, Тереша. Понаблюдаем за нею!
— Не возражаю. Даже одобряю. И Фомичу скажу об этом. Посоветую, чтобы спать в лесу.
— Вот и отлично. Перейдем туда в сумерках, — повторил я и вышел во двор.
Елены Павловны не было. Даже Митрофанов, который едва успел поздороваться с нею, не знал, куда она делась, Поиски ничего не дали.
В сумерках я вывел все подразделения для ночевки в лес. Тишина, теплый смолистый воздух способствовали мирному сну партизан, укрытых разлапыми ветвями сосны и ельника. Яркие звезды зажглись в темно-голубом небе и, казалось, оберегали наш сон.
А на рассвете дремотная тишина Хинельского леса была взорвана залпами и грохотом необычной силы. Выпорхнули испуганные птицы, заколыхались гордые кроны деревьев, партизаны вскочили, схватившись за оружие.
В первые секунды мне показалось, что мы накрыты разрывами снарядов, но вскоре послышались свистящие, противно воющие звуки авиабомб. И снова троекратно вздрогнул лес. Казалось, он проваливается куда-то со всеми нами.
Взглянув в небо, я увидел самолет, выходивший из пике. После очередной серии громоподобных разрывов удалился второй самолет. За ним последовали остальные. Их налетело около десятка. Высыпав на лесокомбинат бомбовой груз, юнкерсы удалились в сторону Конотопа.
Оправившись от внезапного нападения, партизаны поспешно занимали места по боевому расписанию.
Не видя непосредственной опасности на земле, я подал команду проверить наличный состав бойцов и начал искать своих командиров. Вижу Прощакова, — он дает торопливые указания расчету станкового пулемета. Сачко бегом выводит взвод на точку, определенную планом обороны нашего лагеря. Митрофанов, как всегда, не спешит с выступлением своего третьего взвода и дает Буянову какие-то указания. Ромашкин с Инчиным выкатывают пушки, готовясь выдвинуть их к винокуренному заводу — сектору обороны первой группы. Юферов поднимает опорную плиту полкового миномета, переводя его в походное положение. Старшина Гусаков хлопочет у патронных повозок, ругая ездовых. Не было видно только моего комиссара. Я спросил:
— Кто видел Дегтярева?.. Дегтярев! Товарищ Дегтярев! Тереша! — кричу я во весь голос. — Терентий Павлович!
Далекое эхо приглушенно повторило.
— Михаил Иванович, — отозвался Баранников, подводя озирающегося Орлика. — Он, Терентий Палыч, на квартире ночевал… Еще просил меня лампу наладить вечером, а потом читал долго…
— На квартире! Беда, Коля! — И, не слушая Баранникова, я схватил оружие и бросился в сторону нашей квартиры.
Баранников побежал за мной. Орлик боязливо упирался и тянул повод, отфыркиваясь от смрадного чада, который полз навстречу нам из разбитого поселка.
Пробежав сотню шагов, я остановился на опушке, пораженный тем, что увидел. Все сосны, высившиеся вдоль улицы, стояли без вершин, подобно частоколу. Соседний с нашим дом был сорван с каменного фундамента и стоял поперек дороги, зияя провалами выбитых окон. В стороне от дома лежала с распущенными длинными волосами молодая женщина, а возле нее мальчик лет семи.
На месте поселка дымились развалины.
Дом, в котором жили я и Дегтярев, остался невредим. Уцелели даже стекла. Наша комната была пуста. На стене — шинель Дегтярева, в углу — заправленная койка. Я решил, что Дегтярев ушел отсюда еще до налета.
— Товарищ комиссар! Товарищ Дегтярев! Терентий Павлович, где вы? Мы вас ищем! — кричали мои товарищи. Дегтярев не отзывался. Анисименко, политрук Бродский, Баранников и Коршок занялись осмотром дома и улицы.
— Вот он! — крикнул Коршок. — Живой! Идите сюда!
На обочине против нашей квартиры было выкопано несколько окопов для стрельбы из положения стоя. Приблизившись к ним, я увидел Терентия: скорчившись, он сидел в квадратной яме и, подобно ребенку, прикорнувшему к матери, уткнулся курчавой головой в стенку окопчика. Казалось, он спал. Сверху нам видны были могучие плечи и сильная шея, оттененная белой полоской подворотничка. Темно-синюю суконную толстовку Дегтярева покрывали песок и пепел.
— Тереша! — позвал я моего друга и потряс его за плечо.