Хиппи

– Ни в коей мере! Это связано с тем обстоятельством, что мы – мужчины. И нам присущи честь и чувство собственного достоинства. Эту истину внушил мне отец, который носил необыкновенно выхоленные усы и говорил: «Когда-нибудь и ты заведешь себе такие». Он-то и объяснил мне, что во времена моего прадеда, когда проклятые англичане и, простите, французы стали теснить нас к морю, надо было определить, куда двигаться дальше. А поскольку в каждом батальоне было полно шпионов, решили узнавать своих по условному знаку, то есть, по усам. Форма их определяла, как человек относится к реформам, которые проклятые англичане и – еще раз извините! – французы тщились нам навязать. Это был, разумеется, не тайный знак, но, так сказать, демонстрация своих убеждений.

И мы отращивали усы с той поры, когда начался закат славной оттоманской империи, и людям требовалось понять дальнейшее направление. Те, кто ратовал за реформы, носили усы в форме буквы «М». Те, кто против, – в форме перевернутого «U».

– А те, кто ни за, ни против?

– Те брились. Но иметь такого в семье считалось позором: их и за мужчин не считали.

– И сейчас так?

– Кемаль Ататюрк, что значит в переводе «Отец всех турок», воитель, сумевший покончить с эпохой воров, сменявших друг друга на троне, куда сажали их европейские державы, иногда носил усы, а иногда избавлялся от них. И этим сбивал всех с толку. Однако укоренившиеся традиции трудно забыть. И кроме того – возвращаясь к началу нашего разговора – что плохого, если человек демонстрирует символ своей мужественности? Разве не то же самое происходит у животных и птиц?

Ататюрк. Отважный солдат, который сражался на Первой мировой войне и не допустил вторжения в Турцию, сверг монархический строй, упразднил Оттоманскую империю, отделил религию от государства (мало кто думал, что это возможно) и, что было всего важней для проклятых англичан и французов, отказался подписать с Антантой унизительный мир, как поступила Германия, тем самым невольно посеяв семена нацизма. Когда компания Жака задумала снова покорить эту империю, используя на этот раз обольщение и хитрость, он видел портреты этого человека – крупнейшего и популярнейшего политического деятеля современной Турции – но никогда не обращал внимания, что кое-где Ататюрк запечатлен бритым, а замечал лишь, что когда он все же в усах, они имеют форму не «М» и не «U», а подстрижены щеточкой до углов рта, как принято на Западе.

Боже милостивый, подумал Жак, какая прорва полезных сведений об усах и о заключенном в них тайном смысле. Он спросил, сколько с него за кофе, но хозяин денег не взял, сказав: «Заплатите в другой раз».

– Многие арабские шейхи приезжают к нам вживлять себе усы, – сказал он на прощанье. – Лучше наших усов в целом мире нет.

Жак еще поговорил бы с хозяином, но тот извинился и поспешил к клиентам, которые стали собираться к обеду. Он все же уплатил по счету, поданному безусым юношей, и вышел, благодаря в душе дочку, буквально выпихнувшую его на пенсию – очень недурную, кстати. А что если он вернется, вновь выйдет на службу и расскажет коллегам о разновидностях турецких усов? Все, конечно, сочтут, что это очень забавно и экзотично, но – не более того.

Он шел в сторону рынка и думал: «Почему я никогда-никогда не мог заставить родителей бросить хоть ненадолго поля в Амьене и постранствовать по свету?» Поначалу они отговаривались тем, что нужны деньги, чтобы дать хорошее образование ему – единственному сыну. Когда же он стал специалистом по маркетингу – отец и мать даже слова такого не слышали – принялись отговариваться иначе: вот как кончится работа, так и поедут отдыхать, ну, если не сейчас, то в следующий раз, хотя каждый крестьянин знает, что природа не замирает ни на миг и отпусков не дает, и работа не кончается, а сельский труд – сев, и пахота, и жатва – чередует тяжкие труды, где проливается много пота, с тоскливым и скучным ожиданием, когда же сменится цикл.

На самом деле родители Жака и не помышляли о путешествиях, потому что весь окружающий мир страшил их – они боялись заблудиться на незнакомых улицах неведомых городов, заполненных спесивыми насмешниками, которые с первого слова различат деревенский выговор. Да нет, лучше уж не трогаться с насиженного места, благо оно уготовано каждому в этом мире, и закон этот следует соблюдать неукоснительно.

В детстве и в отрочестве Жака это доводило до отчаяния, и ему не оставалось ничего иного, как попытаться выполнить план, им же самим придуманный – найти хорошую работу (нашел), удачно жениться (в 24 года удалось и это), посмотреть мир (получилось, и он в конце концов смертельно устал от бесконечной вереницы аэропортов, отелей и ресторанов, меж тем как жена терпеливо ждала его дома, пытаясь заполнить свою жизнь чем-то еще, кроме воспитания дочери), сделать карьеру, заняв высокую должность, потом отойти от дел и вернуться в родную сельскую глушь, чтобы окончить свои дни там же, где начал.