Хиросима

Когда господин Танимото со своим тазиком в руках добрался до парка, там уже собралось очень много людей и отличить живых от мертвых было трудно, поскольку большинство лежали совершенно неподвижно, с открытыми глазами. Для отца Кляйнзорге, выходца с Запада, самым ужасным и невероятным в происходящем была эта тишина в роще у реки, где вместе страдали сотни тяжелораненых. Пострадавшие молчали; никто не плакал, а тем более не кричал от боли, никто не жаловался; те, кто умирал, — а таких было очень много — делали это тихо; даже дети не плакали; большинство людей не разговаривали. И когда отец Кляйнзорге стал раздавать воду раненым, у которых лица были практически стерты от ожогов, они отпивали немного, а потом приподнимались и кланялись ему в знак благодарности.

Господин Танимото поздоровался со священниками и стал оглядываться в поисках других знакомых. Он увидел госпожу Мацумото, жену директора Методистской школы, и спросил ее, не хочет ли она пить. Она хотела — так что он пошел к пруду в одном из садов камней парка Асано и набрал для нее воды в свой тазик. Затем он решил предпринять еще одну попытку добраться до своей церкви. Он пошел в Нобори-тё тем же путем, которым оттуда бежали священники, но далеко продвинуться ему не удалось: на улицах района так яростно бушевал огонь, что пришлось повернуть назад. Он пошел к реке и стал искать лодку, на которой можно было бы перевезти тяжелораненых из парка Асано, подальше от надвигающегося пламени. Вскоре он нашел на берегу большую прогулочную плоскодонку, но внутри и вокруг нее открывалась страшная картина: пять мертвецов, почти обнаженных, с жуткими ожогами. Очевидно, они погибли почти одновременно, по их позам можно было догадаться, что они все вместе пытались столкнуть лодку в реку. Господин Танимото поднял тела, оттащил их от лодки, а когда покончил с этим, его охватил такой ужас — он потревожил мертвых, помешал им опустить на воду свое судно, чтобы отправиться в призрачный мир, — что он сказал вслух: «Пожалуйста, простите меня за то, что я забираю эту лодку. Она нужна мне, чтобы помочь живым». Плоскодонка была тяжелой, но ему все-таки удалось спустить ее на воду. Весел не оказалось, и для того, чтобы сдвинуться с места, он использовал толстый бамбуковый шест: только его и удалось найти. Он поплыл вверх по течению, к самой людной части парка, и начал перевозить раненых на другой берег. За один раз он мог погрузить в лодку десять-двенадцать человек, но река посередине была слишком глубокой, шест не доставал до дна, приходилось им грести, и поэтому каждая переправа занимала очень много времени. Так он трудился несколько часов.

Вскоре после полудня огонь добрался до лесов Асано. Господин Танимото понял это, когда в очередной раз вернулся на своей лодке к парку и увидел, что множество людей устремились к берегу. Он причалил и пошел наверх, чтобы понять, что происходит, а когда увидел огонь, закричал: «Все молодые люди, кто не сильно пострадал, за мной!» Отец Кляйнзорге подвел отца Шиффера и отца Ласалля поближе к берегу и попросил переправить их, если огонь подойдет слишком близко, а затем присоединился к добровольцам Танимото. Господин Танимото послал одних искать ведра и тазы, а другим велел сбивать огонь с кустов своей одеждой; когда появились ведра, он выстроил цепочку от одного из прудов в саду камней — по ней стали передавать воду. Его команда боролась с огнем больше двух часов и в конце концов победила пламя. Пока добровольцы господина Танимото работали, испуганные люди в парке все ближе и ближе прижимались к реке, и в какой-то момент толпа стала вытеснять несчастных, оказавшихся у самого берега, в воду. Среди тех, кто был сброшен в реку и утонул, были госпожа Мацумото из методистской школы и ее дочь.

Когда отец Кляйнзорге вернулся с тушения пожара, он обнаружил, что отец Шиффер все еще истекает кровью и ужасно бледен. Несколько японцев стояли вокруг и смотрели на него, а отец Шиффер прошептал со слабой улыбкой:

— Как будто мы все уже умерли.

— Еще нет, — ответил отец Кляйнзорге.

Он захватил с собой аптечку доктора Фудзии, чуть раньше он заметил в толпе доктора Канду, а теперь разыскал его и попросил перевязать раны отца Шиффера. Доктор Канда видел бездыханные тела жены и дочери в развалинах своей больницы; теперь он сидел, обхватив голову руками. «Я ничего не могу сделать», — сказал он. Отец Кляйнзорге наложил еще одну повязку на голову отца Шиффера, перенес его на пригорок, уложил так, чтобы голова была высоко поднята, и вскоре кровотечение прекратилось.