Хиросима

Хиросима, которая после бомбардировки совершенно переродилась, стала одним из самых ярких мест для досуга во всей Японии — это была префектура, где по ночам огромные разноцветные неоновые вывески подмигивали и манили потенциальных клиентов в бары, к гейшам, в кафе, танцевальные залы и лицензированные бордели. Однажды вечером доктор Фудзии, уже успевший приобрести репутацию пурайбоя — плейбоя — повел в город своего неопытного двадцатилетнего сына Сигэюки (он недавно вернулся домой после учебы в токийском медицинском университете), чтобы показать, как быть мужчиной. Они пришли на колоссальных размеров танцплощадку, снаружи которой, вдоль одной из стен, выстроились в ряд девушки. Сигэюки сказал отцу, что не знает, что делать; у него подкашивались ноги. Доктор Фудзии купил входной билет, выбрал одну особенно красивую девушку и велел Сигэюки поклониться ей, пройти вместе внутрь и станцевать с ней так, как он учил его дома. Ей он сказал, чтобы она была нежна с его сыном, и ушел.

В 1956 году на долю доктора Фудзии выпало приключение. За год до этого так называемых хиросимских дев отправили в Соединенные Штаты на пластические операции в сопровождении двух хирургов из пострадавшего города. Эти двое не могли оставаться за пределами Японии больше года, и доктор Фудзии был выбран на место одного из них. Доктор Фудзии покинул Японию в феврале, и в течение следующих десяти месяцев в Нью-Йорке и его окрестностях он играл роль доброго и заботливого отца для своих 25 изувеченных девочек. Он наблюдал за операциями в больнице Маунт-Синай и выступал переводчиком между американскими врачами и девушками, помогая последним понять, что с ними происходит. Ему было приятно говорить по-немецки с еврейскими женами некоторых докторов, и на одном приеме не кто иной, как губернатор штата Нью-Йорк, похвалил его за отличное знание английского.

Девочки жили в американских семьях, где почти не говорили по-японски, так что они часто чувствовали себя одинокими, и доктор Фудзии придумывал, как их подбодрить. Он был изобретателен и тактичен. Он устраивал пикники с японской едой, приглашая на них по две-три девушки за раз. Однажды американский врач и его жена устроили вечеринку всего через три дня после того, как одна из пациенток, Митико Ямаока, перенесла серьезную операцию. На ее лице была повязка, а руки были забинтованы и привязаны к телу. Доктор Фудзии не хотел, чтобы она пропустила вечеринку, и попросил одного из американских врачей организовать ей поездку через весь город в открытом красном лимузине, который сопровождался полицейский эскортом с сиреной. По дороге доктор Фудзии попросил их остановиться у аптеки, где он купил Митико игрушечную лошадку за десять центов; он попросил полицейского сфотографировать этот момент.

Порой он веселился в одиночку. Другой японский врач по имени Такахаси делил с Фудзии гостиничный номер. Доктор Такахаси пил чуток и чутко спал. Поздно ночью доктор Фудзии возвращался, задевая все вокруг, затем падал в кровать и разражался симфонией храпа. Он прекрасно проводил время.

Неужели в Хиросиме девять лет спустя он и вправду мог быть таким беззаботным? Муж его дочери Тиэко так не думал. Зятю казалось, что в докторе Фудзии все больше упрямства и жесткости, равно как и признаков развивающейся меланхолии. Чтобы облегчить его работу, третий сын Сигэюки оставил практику в Токио и стал его ассистентом, переехав в дом, который отец построил в квартале от клиники. Неприятным эпизодом для доктора Фудзии стал конфликт в возглавляемом им клубе Hiroshima Lions Club. Спор шел о том, следует ли клубу изменить политику приема новых членов и стать эксклюзивным для сливок общества, подобно некоторым японским ассоциациям врачей, или же остаться открытой для всех организацией, направленной на помощь людям. Когда стало ясно, что доктор Фудзии, придерживавшийся последнего мнения, может проиграть, он от разочарования резко ушел в отставку.

Его отношения с женой портились. Со времени своей поездки в Америку он мечтал о таком же доме, как видел у одного из врачей больницы Маунт-Синай, и теперь, к ее огорчению, спроектировал и построил рядом с деревянным домом, в котором жил Сигэюки, трехэтажное бетонное жилище для себя одного. На первом этаже располагались гостиная и кухня в американском стиле; на втором — его кабинет, уставленный брошюрами, которые, как узнал позднее Сигэюки, были точными копиями лекционных конспектов Ивамото, университетского однокашника отца, превосходящего его в интеллекте; а на верхнем этаже располагались японская спальня площадью в восемь циновок и ванная комната в американском стиле.

Ближе к концу 1963 года он поспешил завершить строительство, так что дом был готов к приему американской пары, которая некогда селила у себя нескольких хиросимских девушек и теперь собиралась навестить их после первого января. Он хотел поспать там несколько ночей, чтобы опробовать жизнь в новом доме. Его жена возражала против такой спешки, но он проявил упрямство и переехал в конце декабря.