Марцио схватился за голову и в отчаянии смотрел на свой телефон, из которого далекие и равнодушные голоса коллег извинялись за то, что не могут ему помочь. А в ординаторскую, ко всему прочему, вошла Арианна, которая так жаждала поговорить с ним о матери, но которой Марцио в очередной раз нанес душевную рану своей просьбой оставить его в покое. Она, печальная и понурая, чуть не плача, села за отведенный ей стол и уставилась в пространство.
У Марцио просто сердце разрывалось! Он всеми клеточками чувствовал, как она страдает, переживает, боится, но он отныне не мог ее приободрить. Он вообще не мог с ней обсуждать ее мать!
Узнав, что Арианна – дочь ненавидимой им женщины, Марцио полагал, что за ночь воспылает ненавистью или хотя бы неприязнью к своей ассистентке. Тогда ему было бы куда легче разговаривать с ней и решать эту проблему. Но, увы, непокорное сердце продолжало любить. За это Марцио мысленно награждал себя самыми изощренными эпитетами.
– Марцио, ты что сидишь? – заглянул в ординаторскую Анджело. – Пациент уже в операционной!
Марцио тихо выругался и, сорвавшись с места, бегом бросился из ординаторской. К счастью для него и для пациента, в операционной Марцио забывал обо всех шутках судьбы. Наверное, особый запах, особая атмосфера, царящие там, позволяют медикам абстрагироваться и сосредоточиться на важном деле, хотя все, безусловно, зависит от проводимого хирургического вмешательства. Если это поточная операция, которая идет по плану, то все сводится к рутинным действиям, и тогда медики вполне могут поговорить на отвлеченные темы, не вредя процессу.
К счастью, проводимая в тот день операция не была такой. К счастью – потому что если бы у Марцио «между разрезами» было время подумать о своей судьбе, он мог бы увлечься и сделать что-нибудь не то. Такое с ним, правда, ни разу не случалось, но в тот момент его душевное состояние был поистине плачевным. Таким образом, с головой уйдя в процесс и переговариваясь с коллегами только относительно происходящего на операционном столе, Марцио смог полностью переключиться на то, что творилось под его руками, и выполнить свою работу четко и хорошо.
Но по окончании хирургического вмешательства его по-прежнему ждала мучительно абсурдная реальность. И проблему надо было решать. Если он не найдет себе замену, оперировать ненавистную женщину придется ему. Это Марцио отлично понимал, поскольку просто не имел права вообще отказаться.
Он набрал номер лучшего старого друга.
– Чао, Франко, как дела? – сказал он, услышав в трубке знакомый голос. Он для Марцио был последней надеждой.
– Чао, Марцио! – явно улыбнулся друг. Голос у него всегда был веселый, жизнерадостный. – У меня все отлично. Как ты?
– Более или менее, – кисло ответил Марцио.
– Как так? Что случилось? – чутко ощутил Франко, что у друга проблемы.
– Могу я попросить тебя об одном важном одолжении? – сразу перешел Марцио к делу, осознавая, что времени на пространную болтовню очень мало, да и сам он относился к тем людям, которые предпочитают говорить коротко и по существу.
– Конечно, Марцио! Сделаю все, что в моих силах, – сказал Франко с готовностью.
– Ты никогда не вживал в сердце вспомогательное желудочковое устройство? – осведомился Марцио.
– Пару раз делал, но не в Тренто. У нас больница не специализируется на этом. Я ездил в Германию на недельную стажировку, у них как раз проводили такие операции. Я участвовал, – рассказывал Франко, не подозревая, что его ждет.
– Мог бы ты завтра приехать в Турин, чтобы провести такую операцию? – с лихорадочной пылкостью спросил Марцио.
Повисло молчание. Франко явно опешил, но спустя несколько секунд проговорил:
– Но… Почему?
– Потому что я не могу ее провести, а случай такой тяжелый, что жизнь пациента балансирует на острие скальпеля, – ответил Марцио.
– Я не понимаю, почему не можешь ты? – удивленно произнес Франко. – Ты ведь специализируешься именно на таких операциях. Ты более опытный. И более гениальный, – добавил он, засмеявшись.
– Не преувеличивай, – немного нервно ответил Марцио.
– Я не преувеличиваю. Я говорю серьезно. А теперь еще серьезнее: что случилось? – спросил Франко немного резко, и Марцио так и представил, как тот сложил на груди руки, приготовившись внимательно слушать – привычная поза друга, когда из лучезарного и улыбчивого мужчины он превращался в строгого и сурового хирурга.
– Я не могу выполнить эту операцию, все мои коллеги заняты. Ты единственная надежда, которая у меня осталась, – ответил Марцио, и голос его оборвался в конце фразы.
Повисло молчание. Франко чувствовал, что в жизни друга случилось нечто отчаянное, он всегда это безошибочно чувствовал. Только разговорить этого друга всегда было неимоверно сложно. Франко в отношении Марцио всю свою жизнь ощущал себя хирургом, даже когда им еще не был. Нужно было изощряться и идти на всевозможные хитрости, практически орудовать хирургическими щипцами, чтобы вытащить наружу его демонов.