Подбородок Арианны задрожал, и Анджело мысленно схватился за голову. Если она сейчас разрыдается, ему надо будет вывести ее в коридор и утешить, поддержать. А это значит уйти и оставить Марцио одного. Но с Марцио творилось что-то необъяснимое, и Анджело не хотел его оставлять! К счастью, в ординаторскую вернулись коллеги, которые тоже собирались отправиться домой, и увели Арианну. Они были уверены, что ее расстроенный вид – результат переживаний за маму, потому даже не догадались о недавно развернувшейся в ординаторской драме.
– Марцио, – положил ему на плечо руку Анджело. – Что с тобой?
– Анджело, прошу тебя… Этот вопрос за сегодняшний день меня уже вконец измучил, – взмолился Марцио.
– Понимаю… – кивнул тот. – Может, поужинаем вместе?
– Анджело, спасибо. Я понимаю, ты хочешь узнать причину моего неадекватного поведения… Но я не хочу об этом говорить. Это слишком личное, понимаешь? – с надеждой посмотрел на него Марцио.
– Вполне, – заверил Анджело. – Я не собираюсь тебя пытать. Я просто хочу скрасить свой одинокий меланхоличный вечер.
– Тебя что, жена бросила?
– Ни в коем разе! – воскликнул Анджело. – Она сегодня куда-то с подругами идет. Точнее там какая-то дружеская вечеринка мам и детей намечается… – придумывал он на ходу. Выражение глаз Марцио действительно пугало, и Анджело не хотел оставлять коллегу одного в таком состоянии.
****
Еще одну ночь Марцио провел во власти кошмаров и раздумий о завтрашнем дне… Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что если возьмется за скальпель, то должен будет следовать клятве Гиппократа, заглушив все свои личные чувства и эмоции. Он должен будет абстрагироваться от нелепой реальности и бросить все, всего себя, на спасение ненавистной пациентки…
Кадры из прошлого вновь мелькали перед глазами, мучительные и живые. Но самым ярким воспоминанием была одна из последних встреч. Синьора Гримальди с неприязнью, даже с ненавистью смотрела на него и награждала унизительными ярлыками, полагая, что наконец-то настал момент ее тотального торжества. А он стоял, перед десятками глаз, осуждающе на него смотрящих, и сгорал: от злости, от ненависти, от возмущения… Потому что тогда все от него отвернулись. Все, кроме лучшего друга. А он никак не мог доказать свою невиновность. Ему никто не верил. Но он даже в страшном сне не мог себе представить, что не это было самым худшим. И уж тем более он не мог представить, какие последствия повлечет для него вся та ситуация, то его нежелание подчиняться правилам несправедливой и самодурной женщины, тот его протест против нее и ее требований…
– Лучше бы я умер… – простонал Марцио, глядя в потолок.
Он уткнулся лицом в подушку. Хотелось рыдать от отчаяния. Но потом в голове всплыли слова Франко. От них, как всегда, веяло мудростью и душевной силой, и Марцио постарался впечатать их в свой мозг, чтобы найти хоть какое-то разумное зерно в этой абсурдной ситуации. «
«А как же Арианна?» – встрепенулся голос сердца.
«
Это означало только одно: что его чувства к ней пока не угасли.
****
Утром состояние Марцио казалось еще более плачевным, чем накануне вечером. Неизбежность, отвратительная и непреодолимая, неумолимо надвигалась. Марцио был выжат, как лимон, и замкнулся в себе, как никогда ранее. Он с остервенением душил свои эмоции, и они тяжелым камнем ложились на сердце. Или скорее напоминали сосуд с эфиром, опасно катящийся к открытому огню.
– Марцио, – влетел в ординаторскую Анджело, – мне срочно нужно в операционную. У вчерашнего пациента осложнение, надо разобраться. Пожалуйста, иди к Гримальди.
– Что?! – расширил Марцио глаза. – Ты издеваешься надо мной, очевидно?!
– Марцио, прошу тебя! Я не могу разорваться!
– Я могу пойти вместо тебя, – с готовностью предложил Марцио. – Что там надо сделать?