Хищная диаспора

Когда мы вошли, один из этих парней сержантов сразу что-то шепнул лейтенанту. Тот поднялся и подошел ближе к столу капитана, словно желал послушать, что я хочу сказать. Лейтенант стоял с той стороны, где ему не было видно мою эмблему спецназа ГРУ.

— Вам, товарищ капитан, должны были позвонить из Москвы. Полковник Коломойников из ФСБ. Вы в курсе дела? — осведомился я.

В этих моих словах не содержалось ровным счетом никакой военной или государственной тайны.

— Если вы старший лейтенант Лукрепциев, то звонили, — ответил капитан. — Ваш борт недавно зашел на посадку. Как приземлится, мне немедленно сообщат.

— Так точно! Старший лейтенант Лукрепциев, спецназ ГРУ, — подтвердил я. — Предъявить документы?

— Думаю, что не надо. Если бы сюда приехали два старших лейтенанта Лукрепциева, то мне пришлось бы выяснять, кто из вас настоящий. А если один — все нормально.

— Товарищ капитан!.. — вставил слово лейтенант, глянул на меня, покраснел и продолжил: — Они разгуливают по зданию аэропорта с оружием. Это может вызвать нездоровый ажиотаж среди пассажиров. Зачем вам автомат, товарищ старший лейтенант?

Вопрос был обращен ко мне, но я его игнорировал, вообще сделал вид, что ничего не слышал.

Но его повторил капитан, и теперь уже я был вынужден ответить:

— В моей практике был случай, когда я получал груз в Москве. Совсем недавно, в этом месяце. Техника пришла на весь мой взвод. Бойцы, вооруженные автоматами, пулеметами и гранатометами, целых пять часов гуляли по Москве. И ни у кого не возникло вопросов, зачем нужно сопровождать военную технику с оружием в руках. А сюда я приехал как раз за получением таковой. Вопрос товарища лейтенанта, на мой извращенный вкус, могло бы задать разве что гражданское лицо, не имеющее никаких полномочий на такое вот общение с армейским офицером.

— Значит, прецедент имел место даже в Москве.

— Так точно, товарищ капитан! Меньше месяца назад. Если у вас есть какие-то сомнения насчет нашего права держать при себе оружие, то позвоните полковнику ФСБ Коломойникову. А вашему юному лейтенанту я просто могу дать дружеский совет. Вы, наверное, недавно в Дагестане. Так вот, не вздумайте ездить безоружным по здешним горам. Не важно, сопровождаете вы какой-то груз или просто отправились на свидание в близкое село. Даже днем, не говоря уже о темном времени суток. А мы выезжали именно ночью и двигались через горы.

— Иди-ка ты пройдись по терминалу! — приказал капитан лейтенанту.

Розовощекий юнец козырнул и повернулся в сторону входной двери. Встали оба сержанта, на физиономиях которых было написано недовольство. Показать свою власть им не удалось.

— Молодой еще, — сказал капитан, когда дверь за лейтенантом закрылась. — Только-только прибыл к нам в гарнизонную комендатуру. После училища сразу. Стремится себя показать. Это со временем проходит. От такого служебного рвения люди быстро устают.

Тут капитану кто-то позвонил на стационарный телефон. Он больше слушал, отвечал редко и коротко.

Через тридцать секунд комендант положил трубку, встал и сразу обратился ко мне:

— Сообщили только что. Самолет приземлился. Девятая стоянка. Уже заруливает. Вы на машине, старлей?

— Так точно! На «уазике» начальника штаба отряда.

— Поехали. По дороге я дам распоряжение водителям грузовиков — они у КПП стоят, пусть следуют за нами. Шофера своего предупредите, скорость не более двадцати километров в час. У нас с этим очень строго. Никаких превышений!

Оказалось, что полковник Коломойников не только с комендантом договорился насчет того, что инструктор будет чему-то там обучать меня прямо на борту самолета. Он даже предупредил об этом членов экипажа. Они не знали сути вопроса и степени его секретности, однако выделили нам отдельный закуток позади пилотской кабины.

Там, за неимением стюардессы, обычно готовил на экипаж пищу бортинженер. В этот раз он вынужден был покинуть борт и командовать разгрузкой, что вообще-то входит в его непосредственные обязанности. Но о предназначении этого уголка говорили и посуда, и туристическая газовая плита, и небольшой запас свежих продуктов на полках.

— Мы за десять минут управимся, — пообещал мой персональный инструктор бортинженеру.

Сам процесс обучения занял не более пяти минут. У меня в голове просто включился аппарат памяти, и я все запомнил с первого раза. Таков был результат особой тренировки. В нужный момент моя память включается и работает так, что я вообще не реагирую ни на что постороннее. В ней сами собой откладываются слова человека, который говорит со мной, или то, что видят мои глаза. Я не отвлекусь, даже если рядом прозвучит автоматная очередь, хотя это, естественно, не очень хорошо.

Аппарат памяти, как правило, включается тогда, когда мне следует усвоить большое количество данных, ранее совершенно не знакомых. Запоминание происходит механически, но впоследствии я в состоянии все вспомнить, обдумать и использовать. На что-то не столь существенное, как, например, номер сотового телефона или карта какой-то местности, включения аппарата памяти чаще всего не требуется.