Хищная птица

Резкий толчок – мандрагора сгибается пополам и давай скакать на месте. Меня кидает из стороны в сторону, прутья больно впечатываются в спину и ребра. Илай прыгает по своей клетке, как еще недавно прыгала по ветвям фальшивого дерева. Кажется, она пытается выбить своей мандрагоре ребра.

По всему телу существа, внутри которого я нахожусь, пробегает судорога, оно покачивается, подобно срубленному дереву, не решившему, в какую сторону падать. Сок, струящийся из его ран, обжигает мою кожу. Влага… грязь… огонь… кровь…

Повиснув на руках, Илай стучит ногами по расшатавшимся прутьям, а ее мандрагора взвывает от злости и боли.

Сойка в последний раз заносит топор – удар – и ребра моей мандрагоры ломаются. Повсюду бушует пламя.

Мы прыгаем на землю. Ростры вовсю сражаются с подземными чудовищами, а те из них, кто сохранил птичий облик, выклевывают и выцарапывают глаза оставшимся мандрагорам.

Еще чуть-чуть, и Илай окажется на свободе. Я хватаюсь за прутья ее клетки и тяну на себя, а она толкает изнутри. Вот-вот треснут…

Оглянувшись, я успеваю заметить, как Дай хватается за крылья феникса, настолько огромные, что ему едва удается их удержать. Огненные перья обжигают ему ладони. Встретившись со мной взглядом, Дай с криком отводит крылья назад. Феникс открывает клюв и посылает прямо на нас оранжево-голубой столб пламени.

Ни секунды не раздумывая, я загораживаю Илай собой.

Искры, слепящий свет – пламя бьет мне в грудь, вырываясь из клюва птицы, как из турбины реактивного самолета.

Мандрагора загорается и обугливается. В клубах черного дыма виднеется искаженная гримасой морда.

Я горю, доходит до меня наконец. Илай что-то кричит, но слов не разобрать, и тут меня захлестывает боль.

Взявшись за прутья, Илай делает кувырок, выбивает ногами обгоревшую голову мандрагоры и выпрыгивает из клетки.

Руки Дая по-прежнему заняты фениксом, и как только он поворачивается к Илай, она укладывает его мощным ударом ноги в челюсть, а потом бросается ко мне и начинает катать меня по земле, выкрикивая:

– Не умрешь в мою смену! Катайся давай! КАТАЙСЯ!

В фильмах смерть всегда приукрашивают. В реальной жизни она воняет жареной кожей, горелой тканью и немного костром. Дышать очень трудно, легкие будто ошпарили. Хуже, чем удар молнии. Хуже, чем больница. Хуже, чем затеряться в числе пи.

Пламя погасло. Меня хватают за лямки рюкзака и поднимают в воздух. Кружится голова…

Рядом со мной летит Илай. Нас обоих держат…

Когти.

Вылетаем из вулкана. Внизу зеленые кроны, дома, поля. Попадаем в облако. Меня начинает лихорадить.

В ушах стоит птичий галдеж, нет сил оценивать ситуацию… Аналитик/паралитик, говорит мой мозг, истерично хохоча.

Птицы держат меня за руки, за шею, за плечи, за лодыжки. Стучит в висках… В голове не осталось места для пи. Какое облегчение! Но и для здравого смысла тоже.

– Стойте, – хриплю я. – Высадите меня! Я должен сразиться с ним!

– Джейсон ранен, – говорит Илай таким спокойным тоном, будто вовсе не отрывала ног от земли. Я удаляюсь от себя самого, от их голосов. – Он бредит.

Шумно и прерывисто дышу. Легкие поджарились, кожа словно покрылась хрустящей корочкой. Одновременно и жарко, и холодно…

Внизу, за тысячу миль отсюда, болтаются в воздухе мои ноги. Отнесите меня в больницу. Или на кладбище. Я при смерти…

Мое будущее – полет, говорит мозг, пока мы набираем высоту.

Теперь я сам НЛО: умирающий мальчик, отрастивший крылья.

ГЛАВА 19 {АЗА}

Голодные, замерзшие, промокшие до нитки, мы плывем уже много дней. Еды у нас нет, причалить некуда. На тысячу миль вокруг тянется пустое небо.

Думаю, в душе мы обе знаем, что сбились с пути. Чему тут удивляться, ведь у нас с самого начала не было четких ориентиров.

Неужели тут мы и погибнем?

Как же я скучаю по Джейсону, Илай, Кару – по всему на свете, даже по Хейуорд, которая, хоть и находится рядом, все реже открывает рот, стараясь беречь дыхание. Знакомая ситуация. Ее губы посинели, и время от времени она заходится хриплым, лающим кашлем. Она сидит практически не двигаясь, прижимая одну руку к груди, а другой поминутно вытирая капающую из носа кровь. Из-за недостатка кислорода у нее развилась высотная болезнь.

Она не жалуется, но все написано у нее на лице. От подчеркнутой отчужденности, свойственной всем бойцам Дыхания, не осталось и следа. Между ее бровей залегла глубокая складка, под глазами появились темные круги. Похоже, у нее сильно болит голова. Она так похожа на ту Азу, которую мне ежедневно приходилось видеть в зеркале, что я едва могу на нее смотреть. Я прекрасно знаю, как она себя чувствует.

– Мы могли бы остановиться, – предлагаю я.

– Где? – спрашивает она. – Ни здесь, ни внизу суши нет.

Мне страшно – за себя и за всех остальных. От голода сжимается желудок.