Хищная птица

И пусть я понимаю, какие ими двигали мотивы, пусть я понимаю, в чем кроется причина моих страданий, – легче мне не становится.

Гнев никуда не уходит – он слышится каждый раз, когда я начинаю петь. Хор и его кануры молча наблюдают за мной, и на мгновение меня охватывает непреодолимое желание все бросить и прыгнуть за борт. Десятки миль студеного воздуха, а после – океан. Возможно, сотню лет спустя, когда меня найдут и разморозят, ярость не будет окрашивать каждую мою ноту.

Наверное, есть только один способ стереть семнадцать лет гнева из моей песни – с помощью полной перезагрузки. С другой стороны, если он не помог мне в прошлом, не поможет и в будущем.

– Не останавливайся, – говорит Хор.

И вот я снова учусь петь, выдавливаю из себя незнакомые ноты, которые все равно получаются какими-то неправильными.

Наконец, спустя несколько часов напряженной работы, Весперс заводит…

Красивую песню наподобие молитвы. Не обращаясь ни к кому конкретному, летучая мышь поет для всех сразу. Звездный свет, выводит она. Нелепо ожидать, что она знает «Ты мерцай, мерцай в ночи, яркая звезда»[11], но как было бы здорово услышать любимую детскую песенку…

Выписывая в небе красивые фигуры, кануры хором подхватывают колыбельную Весперс и превращают ее в радостную рапсодию. Идет снег. Обессилевшая, я закрываю глаза.

Хор поднимает меня с пола, относит в каюту и бережно опускает в гамак. На минуту я чувствую себя в полной безопасности.

– Погодите, – говорю я.

Он останавливается в дверях с Каладриус на плече.

– Вы правда пели с ней? – спрашиваю я. – Какой у нее был голос? Мне об этом никто не рассказывал. Меня забрали из Магонии, когда я была еще совсем маленькой, поэтому, даже если она и пела при мне, я все равно ничего не запомнила. Я помню только свое земное детство. Меня поместили в оболочку и подбросили в семью утопленников.

Не стоило так откровенничать. Вдруг старик на дух не переносит землян? Он озабоченно смотрит на меня, и по его лицу нельзя сказать, о чем он думает.

– Когда-то давно я с ней пел, – вздыхает он. – Ей не было равных во всей Магонии.

– А как же вы?

– У меня тоже особенный голос, поэтому мы прекрасно друг другу подходили, – отвечает он. – Я служил на «Амине Пеннарум» юнгой: драил палубу, кормил парус, распутывал тросы, чинил сети. У нее был еще более низкий ранг. Ее взяли на корабль помощницей кока, и, проводя большую часть времени в трюме и камбузе, она своими глазами видела, с каким трудом добывался урожай и какого он был плохого качества. И вот однажды, когда ей в очередной раз пришлось урезать всему экипажу рацион, она встала посреди палубы и запела в отчаянии. Воздух закрутился, прошел ураганом по близлежащему полю, сорвал с него урожай и поднял на корабль. Утопленники отравляют зерно, кричала она, портят нашу пищу, орошая ее ядовитыми веществами. Она бросилась на копну украденных колосьев и заплакала. Девочку с таким сильным голосом не могла не заметить капитан корабля, Лей Фол. Я тоже не мог ее не заметить.

Я вздрагиваю. Лей Фол – та самая пиратка, которую мы повстречали в прошлом году. Заль казнила ее, отправив на прогулку по доске. Однако, если бы не Лей Фол, меня вообще не было бы в живых. В наказание за попытку уничтожить землю Заль разлучили и с птицей сердца, и с родной дочерью. Лей Фол приказали меня убить, но она решила спасти меня, спрятав в мире утопленников.

Хор грустно улыбается. Свесившись с невидимого потолка, Весперс расправляет свои крошечные серебристые крылышки. Мне трудно представить Заль в юности, не говоря уже о Хоре. Он такой дряхлый.

– А что случилось потом?

– Воздухоплаватели не могли надивиться ее дару, – продолжает Хор. – Она пела, и я пел вместе с ней. Она продвигалась по службе – то же делал и я. В конце концов она стала капитаном, однако много ли может сделать капитан одного корабля? Сколько бы она ни пела, земные поля не переставали сохнуть, провизии не становилось больше. Кроме того, столица жестко регулировала добычу и распределение урожая. Недовольство твоей матери росло. Ее первые и самые мощные песни несли погибель. Она словно от природы была наделена способностью к разрушению. Остальные мелодии давались ей не так легко: их приходилось разучивать и повторять. Песни твоей матери прогневали многих небесных жителей, но Заль верила, что именно они принесут магонскому народу спасение. Оставшись без партнера, она вернулась к ним со своей птицей сердца…

– С Кару?

При упоминании о Кару его лицо мрачнеет.

– Она использовала его для таких песен, какие нельзя петь ни одному кануру. Тогда я этого еще не знал.

– Ее наказали, – говорю я.

– Знаю, знаю, – отвечает он, болезненно морщась и прижимая руку к сердцу. – Но не всегда она была воплощением мрака. Она могла петь и созидательные песни. Когда-то Заль Куэл была солнцем на небосводе, но те времена давно минули. Она сделала свой выбор, и им стало уничтожение.

– Но почему?

Нахмурившись, он поглаживает птицу сердца, расположившуюся у него на плече. Спустя некоторое время он отвечает: