Хищник

Морана не стала оборачиваться. Обернувшись, она бы признала не только его присутствие, но и всего Клана, а потому, как вел себя отец, решила сидеть смирно.

Но Морана чувствовала, как его взгляд ласкал каждый сантиметр ее обнаженной спины, чувствовала, как затылок беспокойно покалывало, а тело гудело от ощущений, пока она представляла, как он сидел где-то в зале и пожирал ее голубыми глазами. Наверняка он был в костюме, вроде тех, в которых она видела его прежде. В костюме, что скрывал его шрамы и татуировки и подчеркивал мускулы. Морана сглотнула, потупив взгляд, а все ее тело начало пылать от одной только мысли о нем.

Она не должна была думать о Тристане Кейне.

Но, помоги ей боже, не могла остановиться.

Закрыв глаза и тихо вздохнув, она торопливо положила телефон на колени, открыла сообщения, набрала текст и задержала палец над кнопкой отправки.

Он мог ее видеть. И видел. А она оказалась в невыгодном положении. Кивнув самой себе в ответ на эту мысль, она нажала «Отправить».

Ее сердце неистово билось, нерешительность боролась в ней с выдержкой. Морана не могла понять, зачем отправила ему это сообщение.

Я: Прекрати пялиться.

Папка с входящими засветилась новым сообщением. Сердце бешено заколотилось, и Морана открыла сообщение.

Тристан Кейн: Нет.

Нет. Просто нет? Как красноречиво.

Я: Тебе же хуже. Отец может увидеть и убить тебя.

Ответ пришел почти сразу.

Тристан Кейн: Очень в этом сомневаюсь.

Я: Это почему же?

Тристан Кейн: Он даже пальцем не тронул мудака, который тебя лапал. Он не станет убивать меня за то, что я на тебя пялюсь.

Морана почувствовала, как краснеет. Ее захлестнуло унижение и гнев, обернувшийся яростью, едва она поняла, что в его словах есть правда. В глазах отца она была всего лишь собственностью, к которой этот мужчина мог прикасаться у всех на глазах. Ее тело едва не сотрясла дрожь, но Морана стиснула зубы.

Я: Он гость. А ты нет.

Наступила пауза, а потом пришел ответ.

Тристан Кейн: Поэтому он может прикасаться к тебе, а я не могу?

Ее сердце замерло. А потом заколотилось быстрее, чем прежде. Он еще никогда так с ней не разговаривал.

Я: Разговор окончен.

Морана заблокировала телефон. Разблокировала снова.

Новое сообщение. Она сглотнула.

Тристан Кейн: Трусиха.

Морана замерла и, хлопая глазами, уставилась на экран телефона, и ее снова охватила злость. Трусиха? Да кем он себя возомнил? Он явно ее дразнил, и будь она проклята, если поведется на это.

Но прежде чем она успела заблокировать телефон, он начал печатать снова.

Тристан Кейн: Давай на «слабо».

«Не надо. Не попадайся на его удочку», – повторяла она.

Я: И что надо сделать?

Наступила долгая пауза. Сердце грохотало, а она все ждала, стараясь казаться не слишком заинтересованной.

Тристан Кейн: Хоть отчасти покажи ему, какая ты дикая кошечка.

Морана заблокировала телефон. Она не станет поддаваться на его провокацию. Ни за что на свете на нее не поведется. Она же взрослая женщина, а не ребенок. Кругом сидели люди, готовые осыпать всех пулями, и ей нельзя было их провоцировать.

Но она чувствовала этот пристальный взгляд на своей спине, скользящий по коже.

Она не будет вестись на провокацию. Она не будет вестись на провокацию. Она не попадется на крючок.

А потом этот ублюдок снова облапал ее бедро.

Все чувства, которые она испытывала весь день, все смятение, злость, раздражение, пыл – все смешалось вместе. Не успев опомниться, она обхватила пальцами руку мужчины и с силой вывернула ему запястье, недостаточно сильно, чтобы сломать, но достаточно, чтобы причинить острую боль.

– Сука! – вскричал он, прижимая руку к груди, а его красивое лицо исказилось от боли, и во всем ресторане наступила тишина.

Морана ощущала на себе взгляды присутствующих, почувствовала, как некоторые направили на нее оружие. Не обращая ни на кого внимания, она встала из-за стола.

– Морана, – процедил отец грозным голосом.

– Я предупреждала, чтобы не распускал руки, – громко ответила она, всем телом ощущая, как нарастает напряжение. – Он не послушал.

Атмосфера накалялась. Все молчали.

– А она пылкая, Габриэль, – гоготнул один из мужчин за столом, блуждая взглядом по обнаженным участкам ее кожи. – Я был бы не прочь обжечься.

– Можешь рискнуть жизнью, – огрызнулась Морана в ответ.

Но отец обратился не к мужчине, а к ней:

– Пойди остынь.

Морана схватила сумку с гримасой отвращения на лице и ринулась в коридор, ведущий к уборным, не удостоив присутствующих ни единым взглядом и тихо дрожа от ярости.

Она уже почти повернула за угол, когда внезапно встретилась с ним взглядом.