Хищник

Замедлила шаг, рассматривая его самого, его темный костюм и рубашку, которую он всегда носил с расстегнутым воротом, и Морану наполнило презрение ко всем мужчинам. Он следил за ней взглядом, лишенным всяких эмоций. А как только она позволила себе продемонстрировать отвращение, в его глазах что-то вспыхнуло. Морана отвернулась, не успев понять, что именно.

Войдя в уборную, она уперлась ладонями в чистую гранитную столешницу и посмотрела на свое отражение. Кабинки в другом конце пустовали.

Что она здесь делает? В этом ресторане, в своей жизни? Зачем вообще что-то делает? Отцу не было до нее никакого дела. Никому не было до нее дела. И ее это злило.

Морана злилась, потому что незнакомец облапал ее прямо на глазах у ее отца, а тот не сказал ему ни слова. Злилась, потому что переписывалась с мужчиной, которого ненавидела, и он умел провоцировать ее, как никто другой. Злилась, потому что оставила стеклянную стену и дождливую ночь в прошлом, но все же что-то внутри нее не давало позабыть о них окончательно.

Она злилась.

И видела это. По раскрасневшемуся лицу, дрожащему телу, пылающей коже.

Она злилась. Боже, и как же сильно.

Дверь в уборную открылась, и Морана опустила взгляд, пряча глаза от вошедшего. Ей сейчас меньше всего хотелось заниматься пустой болтовней с какой-нибудь недалекой женщиной.

Она вымыла руки и прижала влажные ладони к щекам, дожидаясь, когда вошедшая женщина пошевелится и издаст какой-нибудь звук. Но ничего не было слышно.

Замерев в тревоге, Морана медленно подняла взгляд и попала в ловушку голубых глаз.

Тристан Кейн пришел в дамскую комнату ресторана, полного мужчин и женщин из обеих семей и пушек, готовых к стрельбе. Он что, с ума сошел?

Морана развернулась и направилась к двери, кипя от ярости, но он преградил ей путь.

– Уйди с дороги, – рявкнула она, не в настроении с ним связываться.

– Чтобы ты пошла к своему отцу и этому придурку? – поддразнил он, окутывая ее своим голосом, чего ей в этот момент совершенно не хотелось.

Стиснув зубы, Морана попыталась обойти его, но не вышло. Ярость так и норовила выплеснуться через край.

– Уйди. С. Дороги, – отрывисто повторила она, резко проговаривая каждое слово.

Он не сдвинулся с места.

И она сорвалась.

Не успев даже глазом моргнуть, Морана обхватила его за шею и прижалась к нему всем телом. Тристан Кейн отступил на шаг к двери, но не из-за ее силы (она прекрасно знала, что не стоило так заблуждаться), а потому, что так захотел. Он смотрел ей в глаза, склонив голову набок и не беспокоясь о том, что она могла его задушить. Морана сжала пальцами напряженные теплые мышцы, и внезапно ее охватило желание выпустить всю свою злость. Потому что он по какой-то причине честно выражал свою ненависть к ней. Она ценила честность. Нуждалась в этой честности.

Но она была на грани. Была на грани, но даже не подозревала, что шла по ней. Теперь она ступала на цыпочках.

– Я попросила всего лишь об одном, – произнесла Морана дрожащими губами. – Я велела тебе держаться от меня подальше. Ты согласился. Дал мне слово. Так почему я встречаю тебя везде, куда бы ни пошла? Предупреждаю тебя снова, мне плевать на коды. Да хоть сдохните все, мне все равно. Держись. От. Меня. Подальше.

Не успела она опомниться, как Тристан Кейн прижал ее грудью к двери, заломив руку, которой она держала его за шею, ей за спину, крепко, но не болезненно. Второй рукой Морана уперлась в дверь, когда он прижался к ее обнаженной спине. Пуговицы его рубашки терлись о голую кожу с каждым их тяжелым вдохом. Морану окутал его хорошо знакомый древесный, мускусный аромат, едва он уперся второй рукой в дверь рядом с ее ладонью. Тело ее задрожало, когда она повернула голову и коснулась лбом щетины на его подбородке, когда он наклонился и прижался губами к ее уху.

Сердце гулко билось у нее в груди, кровь стучала в ушах. По телу Мораны разлился жар от пьянящего запаха, прикосновений и ощущений.

– Уясни кое-что, мисс Виталио, – прошептал он ей на ухо, и этот голос – голос виски и греха – волнами пробежал по спине, распространился по всему телу и собрался внизу живота.

От прикосновения этих губ ее грудь стала тяжело вздыматься, прижимаясь к деревянной двери. К двери, которая служила единственным барьером между ними и рестораном, полным людей, включая ее отца, который без колебаний убил бы их обоих.

От этой мысли по телу Мораны пробежала новая волна трепета. Мысли о том, что по какой-то причине этот мужчина позволял ей чувствовать себя опасной женщиной; мысли о том, что по какой-то причине она знала: он никому другому не позволит ее убить. И она стояла, прижавшись к нему и не испытывая ни капли раскаяния за то, что предавала своего отца. Она не испытывала ничего, кроме приятного волнения.

– Я буду держаться в стороне, когда захочу, – прошептал он. – А не по твоему или чьему-то еще велению. Но я никогда не принуждал женщину и не стану делать это сейчас.

Морана прикусила губу, осознав, что он не прикасался к ней нигде, кроме того места, где заломил ее руку за спину. Он не прикасался к ней, а она вся пылала.