Хищники [сборник]

— Я думаю, дело было так: бунтовщики воспользовались нашим дознанием, чтобы выявить полицейского агента. Они сообщили нескольким подозреваемым в доносительстве в качестве имени убийцы имена абсолютно непричастных к делу обывателей, причём каждому — разное, а потом стали ждать кого мы арестуем. Мы арестовали Карнаву и они убили того, кто думал, что Карнава убийца.

— Сволочи! — участковый отшвырнул окурок, — я сейчас подниму казаков и арестую всех господ большевиков.

— А как же наместник?

— К чёрту наместника!

— Ну хорошо, сейчас вы их арестуете, а дальше что, пытать их станете?

— А хоть бы и пытать!

— Я думаю, толку от этого будет мало, а вот неприятностей вы не оберётесь. И со службы погонят, и следом за Леонидом Алексеевиче можете отправиться.

Участковый сник:

— А что же делать прикажете? Сложа руки сидеть?

— Ну почему же. Работать, искать, словом своё дело делать. Понимаете, сначала надо узнать, кого бить, а потом уже начинать процесс, а не наоборот. Во всяком случае, Шереметевский меня именно так учил.

— И что конкретно вы предлагаете?

— Сейчас я предлагаю идти лечь спать. И лично я буду спать по крайней мере до полудня. А потом мы с вами прогуляемся по пляжу и поделиться теми идеями, которые нам придут на свежую голову. Согласны?

Капитан кивнул.

Однако побеседовать после завтрака не получилось, — едва участковый сделал первый глоток кофе, как со стороны моря донёсся пароходный гудок.

— А вот и судебная власть прибыла! — сказал капитан, ставя чашку на стол. — Вы со мной?

— Я пойду на пристань, но не в вашей компании.

— Хорошо-с. Доедайте, не спешите, до того момента, как нога господина следователя ступить на гагринскую землю пройдёт не менее получаса. Я же прямо сейчас должен явиться на пристань, чтобы подать господину Курдюмову руку.

Пристань представляла собой несколько деревянный мостков, уходивших в море саженей на пятнадцать. Встречающих пароход столпилась так много, что мостки стали качаться. Следователь — юркий, малорослый татарин в форменном мундире, игнорировав протянутую капитаном руку, вскочил на пристань, но из-за качки не удержался на ногах и рухнул навзничь. Его кинулось поднимать человек десять — капитан, урядник, несколько стражников и какой-то брюнет туземного вида из встречающих. Курдюмов вскочил, и чуть не бегом двинулся к берегу. Тем временем из фелюги вылез ещё один судейский — русак с петлицами не имеющего чина. В руках он держал большой кожаный саквояж. Этот двигался предельно аккуратно и медленно, потому очутился на берегу, когда его начальник уже во всю распекал встречавших:

— Сколько арестованных есть?

— Никак нет, ваше высокородие! — капитан, хоть и был старше вновь прибывшего на два чина, но вытянулся во фрунт.

— Пащему? Вы не знаете свои бунтовщики?

— Знаю, ваше высокородие, но улик нет…

— Улыки будут, это я вам обещаю! Всех арестовать, всех до единой душа! С наместник я договорился.

— Слушаюсь! — рявкнул капитан.

— Берсенев, вы где ест? — коллежский секретарь искал письмоводителя глазами, а когда нашёл, приказал — Берсенев, готовь постановлений, немедленно!

— Подготовлю, подготовлю, Магомед Гиреевич. Мне бы только стол и стул.

— Прошу следовать за мной! — сделал приглашающий жест капитан.

Понаблюдав за удалявшейся в сторону крепости процессией, Кунцевич покачал головой.

Мечислав Николаевич поднялся на свой третий этаж, зашёл в номер и хотел было пойти принять ванну, но в дверь постучали.

— Входите! — с неудовольствием разрешил титулярный советник.

Дверь распахнулась и перед ним предстал… давешний шулер.

— Позвольте, Мечислав Николаевич?

— Прошу… — сказал Кунцевич несколько удивлённо, — чем обязан?

— Перво-наперво разрешите представиться, господин титулярный советник, я — Роман Иванович Заблоцкий, более известный в определённых кругах как Ромка-штосс. В ответном представлении не нуждаюсь, потому как ваша личность мне доподлинно известно.

— Вот как! И откуда, позвольте поинтересоваться?

— Всякий уважающий себя фартовый должен знать в лицо языков[79] родной сыскной полиции. Я вас сразу срисовал.

— Земляк значит. Ну а для чего явились, скажете?

— Конечно скажу. Пришёл просить вас не высылать меня из здешнего райского уголка.

— И денег, наверное, принесли?

— Мечислав Николаевич! Приличный фартовый языков не только в лицо знает, он и с их характером знаком. Я знаю, что денег вы с меня не возьмёте. Я на другое вашу благосклонность поменять хочу.

— На что же?

— На информацию.

— На что, простите? А, информасьон, сведения! Что это вы по-французски?

— А это разве по-французски? Не знал. Сейчас это словечко весьма модно среди интеллигентных людей.

— Да? Не слышал о такой моде. Ну, да бог с ней. Что имеете предложить?

— Я знаю — вы человек слова, поэтому никаких гарантий не потребую. А известно мне следующее — Шереметевского не эсдэки положили, и даже вовсе не революционэры.

Глава 11 Бунт