Хищные птицы

Старик остановил гостей в центре двора. Хэл и Эболи какое-то время стояли молча. Но вот из самого большого и наиболее изукрашенного строения донеслась дикая какофония, издаваемая примитивными музыкальными инструментами, в которую вплетались нестройные человеческие голоса. На солнечный свет вышла процессия неких существ. Они ползли и извивались на гладкой глиняной поверхности, как насекомые, а их лица были раскрашены цветной глиной и расписаны фантастическими узорами. Они были увешаны амулетами и магическими фетишами, шкурами змей, костями и черепами людей и животных и прочими знаками принадлежности к роду колдунов и ведьм. Они завывали и стонали, бормотали что-то, закатывая глаза и щелкая зубами, колотили в барабанчики и бренчали на однострунных инструментах, напоминающих арфу.

За ними шли две женщины, совершенно нагие. Первой шла зрелая особа с пышной грудью; ее живот говорил о недавнем рождении ребенка. Второй была девушка, стройная и грациозная, с нежным круглым лицом и удивительно белыми зубами за полными губками. Она была прелестнее всех, кого видел Хэл с того момента, как они вошли во владения Мономатапы. У нее были пышные бедра и тонкая талия, а кожа походила на черный атлас.

Девушка, непонятно почему, опустилась на четвереньки ягодицами к гостям. Хэл беспокойно заерзал, когда его взгляду открылись ее самые интимные места. Даже в ситуации опасности и неуверенности он невольно отреагировал на ее наготу.

– Не показывай никаких чувств, – тихо предостерег его Эболи, не шевеля губами. – Если хочешь остаться в живых, не шелохнись!

Колдуны затихли, во дворе все замерло. Потом из одной хижины появилась крупная тучная фигура, завернутая в плащ из леопардовой шкуры. На голове мужчины красовалась шапка из такого же пятнистого меха, еще более прибавлявшая ему роста.

Мужчина остановился в дверях и пристально посмотрел на гостей. Вся компания колдунов и колдуний съежилась у его ног, постанывая от восторга и закрывая глаза, как будто его красота и величие слепили их.

Хэл тоже уставился на мужчину. Ему очень трудно было следовать совету Эболи и не проявлять чувств, потому что лицо Мономатапы украшали точно такие же татуировки, какие он с детства видел на большом круглом лице Эболи.

Молчание нарушил Эболи:

– Я вижу тебя, великий Мамбо. Я вижу тебя, мой брат. Я вижу тебя, Н-Пофо, сын моего отца!

Глаза Мономатапы слегка прищурились, но разрисованное лицо осталось неподвижным, словно вырезанное из эбонита. Медленным величественным шагом он прошел туда, где стояла на четвереньках нагая девушка, и сел ей на спину, словно та была скамейкой. И продолжал смотреть на Эболи и Хэла. Молчание продолжалось.

Вдруг Мамбо сделал нетерпеливый жест в сторону женщины, стоявшей рядом с ним. Она тут же приподняла руками одну из своих грудей и, вложив сосок в его губы, позволила ему сосать. Он пил ее молоко, дергая кадыком; наконец он оттолкнул женщину и вытер губы ладонью.

Освежившись теплым напитком, он обратился к своему главному предсказателю.

– Расскажи мне об этих чужаках, Свизви! – приказал он. – Дай предсказание, о возлюбленный темных духов!

Самый старый и самый уродливый из колдунов вскочил на ноги и тут же бешено закружился в диком танце. Он взвизгивал и подпрыгивал высоко в воздух, тряся погремушкой.

– Измена! – выкрикнул он, и на его губах выступила пена. – Святотатство! Кто смеет заявлять о кровном родстве с Сыном Неба?

Он прыгал перед Эболи на тощих ногах, как сморщенная обезьяна.

– Я чую вонь предательства!

Он швырнул свою погремушку к ногам Эболи и выхватил из-за пояса метелку из коровьего хвоста.

– Я чую мятеж! – Он взмахнул метелкой и задрожал всем телом. – Что за дьявол осмелился повторить священные татуировки? – Его глаза так закатились, что на виду остались лишь белки. – Берегись! Дух твоего отца, великого Холомимы, требует кровавой жертвы! – визжал он и собрался с силами, чтобы допрыгнуть до Эболи и хлестнуть его по лицу магической метелкой.

Но Эболи оказался проворнее. Его абордажная сабля вылетела из ножен на поясе как будто сама собой. Она сверкнула в солнечном свете, когда Эболи нанес удар наотмашь. Голова колдуна ровно отделилась от туловища и скатилась назад. Она лежала на полированной глине, изумленно раскрыв глаза и уставясь в небо, и губы еще продолжали шевелиться, пытаясь произнести следующее дикое обвинение.

Обезглавленное тело еще мгновение-другое продолжало стоять на дрожащих ногах. Фонтан крови из рассеченной шеи бил высоко в воздух, метелка выпала из руки, и наконец тело медленно рухнуло на собственную голову.

– Дух нашего отца Холомимы потребовал кровавой жертвы, – негромко произнес Эболи. – И вот! Я, Эболи, его сын, поднес ему ее.

Хэлу показалось, что в королевском окружении никто не шевелился и не говорил целую вечность. Потом Мономатапа затрясся всем телом. Его живот задрожал, татуированные челюсти задергались. Лицо исказилось, словно в ярости берсерка.

Рука Хэла сама собой легла на эфес абордажной сабли.