Поначалу опираясь на одну из сотрудниц спасательной службы, Сабина попила и что-то съела, а потом встала под ободряющий душ и попробовала сориентироваться и понять, каковы будут последствия произошедшего. Она подумала, что арест, скорее всего, будет утвержден благодаря присутствию двух коллег из мобильной бригады, а комиссар полиции, скорее всего, просто утратит чуточку уважения к ее персоне. Приведя себя в порядок и переодевшись, прежде чем выйти в гостиную к тем, кто там задержался, она заглянула в мобильник. Там было сто непринятых вызовов. Сорок из них от Фабио, затем от матери, от Джимонди, несколько вызовов с неизвестного номера и еще пара от самого комиссара полиции. Все вызовы по вотсапу или «Телеграму». Сабина выключила будильник, безуспешно пытавшийся ее разбудить сутки тому назад, и с горечью констатировала полное отсутствие сообщений от Нардо. Как и всегда бывало после их встречи, если она не делала первый шаг, он просто исчезал. Сабина ответила только матери, придумав сносное объяснение своего молчания, и послала ей сердечко. Потом спустилась в гостиную. Санитары и пожарные уже уехали; Джимонди, Фабио и его напарница поджидали ее, сидя на диване. Они уже сварили кофе. Фабио сообщил, что позвонил своему знакомому стекольщику, и тот готов приехать после полудня. И добавил, что, несмотря на множество неотвеченных звонков, сначала не понял, что что-то случилось. Он говорил как профессионал, без всякой горечи в голосе, и Сабина была благодарна ему за деликатность. Остальные не могли знать, что он был постоянным гостем этого дома в течение долгих месяцев и что она сама дала ему отставку несколько дней назад.
Сабина узнала, что механизм чрезвычайной помощи запустил Джимонди, после того как накануне получил в комиссариате анонимное сообщение от некоего Бруче. Они часто получали такие сообщения от всяких шутников и бывших «клиентов», а потому он сначала просто не придал этому значения. В течение вечера Джимонди пытался дозвониться до матери Сабины и до Фабио, поскольку знал о доверительных отношениях своих коллег. А утром, обнаружив, что «Смарт» Сабины стоит возле дома, они решили больше не медлить.
«Какие они все-таки добрые», — подумала Сабина. Она снова всех искренне поблагодарила, еще раз попросила ее простить, еще раз заверила, что с ней всё в порядке. А потом сказала, что умирает с голоду, и пригласила коллег в кондитерскую на бульваре Париоли, но все трое ответили, что им надо вернуться на службу.
Оставшись одна, Сабина стала размышлять, что делать дальше. Врач оставил сертификат, который мог обеспечить ей три дня отдыха, но Сабине не хотелось им пользоваться. Напротив, надо было исправить ошибки, и первым делом — с комиссаром полиции. Но прежде всего надо было наладить отношения с голодным желудком, а потому она оделась и вышла из дома.
После пятиминутной прогулки все остатки сонной одури выветрились, и Сабина вошла в кондитерскую. Свободен оказался только один столик. Она бросила туда сумочку, чтобы занять место, и даже не удостоила взглядом обитателей соседних столиков. Подойдя к стойке, заказала десяток птифуров, капучино и горячий шоколад и вернулась на место.
И тут Сабина подняла глаза и заметила, что один из посетителей, сидящих в отдалении, рядом с весело болтающей компанией, явно маскируется и сильно смущен. Она вгляделась, но не сразу его узнала. А потом от удивления вытаращила глаза: это был доктор Роберто Плачидо. Ее Роберто.
И в этот миг Сабина все поняла.
Сегодня
Нардо позвонил в квартиру ровно в восемь. Сабина открыла входную дверь и села дожидаться его на диване. Он вошел, попросив разрешения, и улыбнулся; как всегда, в прекрасной форме и одет спортивно, но элегантно. Справа от себя поставил антрацитово-черный чемоданчик на колесах и при наклоне слегка поморщился от боли: давала знать о себе ножевая рана внизу живота, «подарок» Василе. Боль он маскировал, улыбаясь чуть шире обычного, искренне и заразительно, и с гордостью предъявил бутылку «Амароне» с веронских холмов.
Сабина приветствовала его спокойно:
— Привет, мой морячок. Так ты действительно принес чемодан: а я думала, ты шутишь… Но зачем?
— Если я должен отправляться в тюрьму, то я готов.