Хитон погибшего на кресте

– Сегодня вы будете судить вашего собрата по имени Иисус. Я внимательно выслушал все обвинения и не нашел в его деяниях никакой вины. Согласны ли вы отпустить его на свободу?

Пилат опустился в кресло, ожидая, когда народ иудейский выполнит обязанности прокуратора, которые сегодня оказались для него непосильной ношей. Слабые голоса «Отпустить» были немедленно перекрыты мощным «Смерть ему!»

Прокуратор не поверил своим ушам. Он встал во второй раз. Думая, что его не все расслышали, Пилат произнес более громким голосом:

– Этот человек не совершил ни одного преступления, достойного смерти! Что вы хотите с ним сделать?!

Прокуратор обратил взор на обвиняемого.

Иисус выглядел совсем беспомощным, он вовсе не был похож на того, кем Себя представлял; кем Его пытался изобразить первосвященник со своими единомышленниками. Явление Бога миру у человечества связывалось с различного рода катастрофами: извержением вулканов, землетрясениями, наводнениями, громом небесным. Люди ждали божество, мечущее молнии, сжигавшее все на своем пути. У древних даже существовало поверье: увидевший Бога, умирает.

Иисус не спустился с небес, и даже родился отнюдь не в царском дворце. Он появился на свет в сарае, потому что не нашлось для его родителей места в гостинице; ясли для корма животных стали первым земным ложем Спасителя. Пророки предрекали Ему царство земное, а родился Он в семье простого плотника.

Позабыты все Его добрые дела, – столь же скоро, как забывается все хорошее; позабыты и все свершенные чудеса, которые изумляли исцеленных и свидетелей исцеления. Но Иисус исцелял не на арене цирка, Он помогал людям не на потеху толпы, и здесь, на судилище, не оказалось тех, кто познал Его чудеса.

Люди видели беспомощного обреченного человека, которого еще недавно чтили как Бога. Он совершенно не был похож на того, за кого Себя выдавал; Бог не может быть подобен жертвенной овце, идущей на заклание. И толпа мстила за обман, за то, что Иисус не оправдал их сокровенных надежд, за то, что Он не сделал их всех счастливыми. (Точно так же Иуда отомстил Иисусу ранее за то, что ошибся в Нем.) Иудеи видели в Нем лжеца, достойного самого страшного наказания, потому что Он убил их мечту. Его неземная доброта не внушала уверенности в Его исключительности. Мысли людей мешались, но едины они были в одном…

– Распять его! Распять!!! – неистовствовала толпа. Слабых голосов в защиту Иисуса уже не было слышно. Их обладателей попросту растоптали, либо они сами сбежали, дабы сохранить собственные жизни.

Иисус несомненно достоин смерти, потому что Он отвечает добром на зло, потому что Ему неведомо чувство мести, потому что Он одинаково уважает мужчин и женщин – чего до сих пор не было. Теперь Он стоит совсем беспомощный, и можно, наконец, рассчитаться за то, что Он не такой…

Точно также стая ворон нападает на своего брата только потому, что тот родился с пером белого цвета; также куры заклевывают до смерти свою раненую ослабевшую сестру, хотя еще недавно все вместе убегали от коршуна.

В третий раз встал прокуратор. Он был искренне изумлен:

– Какое же зло сделал этот человек, что должен расплачиваться своей жизнью? Разве недостаточно наказать плетью за его речи и отпустить? Неужели вы по-прежнему желаете смерти Иисуса?

– Распять!!! На крест его!!! – под звуки этих криков Пилату показалось, что он находится среди сумасшедших. Он понял, что народ сметет любого, кто примет иное решение.

В это время к прокуратору приблизилась служанка и передала письмо от его жены со словами: – Это очень важно.

Пилат развернул пергамент. Немногословный текст умолял: «Спаси Иисуса, иначе будет очень плохо». «Лучше бы ты попросила столкнуть в море Везувий», – подумал про себя Пилат.

Он бесконечно уважал жену – за то, что терпела его порой несносный характер; за то, что всегда верила ему и восхищалась им; за то, что ее душевный очаг всегда был теплым. Пилат и не помнил, когда Прокла что-то у него просила, и прокуратору страстно захотелось исполнить ее сегодняшнюю просьбу – даже не выясняя, какие причины побудили жену к спасению совершенно незнакомого ей человека.

Рядом с Иисусом поставили трех человек, закованных в кандалы. И вновь поднялся Понтий Пилат, давая знать, что желает говорить. На этот раз разгоряченная и жаждавшая крови толпа умолкла не так скоро, хотя иудеи и опасались своего прокуратора и по крайней мере внешние приличия старались соблюдать.

В Иудее существовала традиция: на праздник Пасхи правитель отпускал одного преступника, но он обязан в этом деянии считаться с мнением народа. Пилат надеялся, что толпа наконец образумится:

– Народ иудейский! По случаю праздника Пасхи мы даруем свободу одному узнику. Перед вами Христос – вина которого не доказана, и Варавва – мятежник и убийца, лишивший жизней кого-то из ваших близких. Третий преступник – грабитель, отнявший жизнь и кошель у немощного старика. Четвертый безумец – разум его затмило молодое вино, и в порыве гнева убил собственного отца. Кого вы отпускаете?