Хитон погибшего на кресте

Мужчины напряженно молчали, пока один из них не произнес вслед за легатом пару фраз на языке, который Клавдий, в силу презрения к изъяснявшемуся на нем народу, так и не удосужился выучить. Все стоявшие после этого нахмурились, их прежде вопросительные взгляды, устремленные на Клавдия, теперь выражали презрение и злобу.

– Ты точно так же требуешь к себе римского императора, когда приближаешься к Вечному городу? – спросил переводчик.

Клавдий понял, что совершил ошибку. Он попытался ее исправить и одновременно сохранить свое достоинство среди этого нищего сброда. Получилось неуклюже:

– Проводите римского легата к человеку, которому вы подчиняетесь.

Иудеи некоторое время переговаривались между собой, и наконец переводчик изрек:

– Мы подчиняемся Богу, а он принимает каждого, когда будет Ему угодно.

– Есть в этом селении старейшина? – повысил голос терявший терпение Клавдий. – Я желаю его видеть.

– Это невозможно. Глава нашей общины отдыхает.

– Это как понимать? Назначенный римским императором легат Марк Клавдий должен ждать, когда изволит проснуться иудей?

Лучше бы ему не называть своего имени. Переводчик еще не приступил к своим обязанностям, а глаза иудеев наполнились злобой. Затем последовал и словесный ответ:

– Ты чужак, Марк Клавдий. Чужие люди не могут войти в селение. Таков закон.

– Мерзавцы, сейчас вы испытаете силу римского меча, если не понимаете слов! – Разгневанный легат поднял оружие, показавшееся ему невероятно тяжелым.

В ответ мужчины распахнули полы своих одежд, и на ярком солнце заиграл отполированный металл. Впрочем, обнажать клинки им не понадобилось; Клавдий, обессилевший от усталости и обиды, опустил меч, а затем и сам осунулся на землю.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – наконец проявил гостеприимство переводчик-иудей.

– Воды… – устало промолвил Клавдий и протянул пересохший бурдюк.

– Ты получишь ее, – пообещал иудей. – Господь велит нам поддерживать бедного, нищего и всякого пришедшего.

Иудеи принесли воду и две ячменных лепешки; все было молча сложено подле сидящего римлянина. Не утруждая себя словами благодарности, Клавдий жадно припал к горлышку бурдюка и пил не отрываясь холодную родниковую воду, пока не почувствовал, что в его организме больше нет места. Остатки вылил на голову, умыл лицо и протянул опустошенный бурдюк иудею, изъяснявшемуся на латыни:

– Еще…

Обитатель пустыни взял посудину, но по лицу было видно, что добрые дела для легата он совершал с большой неохотой.

Бурдюк вскоре вернулся вновь наполненный водой. Принимая его, Клавдий услышал:

– Больше мы ничего не сможем для тебя сделать. Тебе, римлянин, необходимо немедленно покинуть нашу землю.

– Эта земля – собственность римского императора, – пытался возмутиться Клавдий, хотя в последние дни он только и думал, как поднять мятеж против законной римской власти.

– Не заблуждайся, римлянин, – насмешливо произнес иудей. – И прошу тебя поторопиться, иначе нам придется использовать силу. Чужаки не должны находиться в селении с наступлением темноты.

Сидеть в песке на окраине странной деревни и ждать неприятностей не имело смысла. Клавдий сложил в бедуинский мешок воду и лепешки. Опираясь на меч, он поднялся, развернулся спиной к негостеприимному селению и двинулся в путь. Идти было тяжело, легат чувствовал, как выпитая без всякой меры вода урчит и переливается в животе. Через десятка два шагов вода, которой он еще недавно так жаждал, хлынула из рта и носа.

Слало немного легче, но во рту появился горький противный привкус желудочного сока. Пришлось вновь запить водой неприятные ощущения. Злоба и бессилие вдруг нахлынули на Клавдия.

«Проклятые иудеи. Я вернусь с войском и всех уничтожу. Сожгу ваши жалкие хижины, а землю посыплю солью», – скрежетал зубами Клавдий, примеряя в мечтах плащ покорителя Карфагена Сципиона Африканского.

Ненависть немного утихла, когда он перевалил за небольшую горку и селение скрылось из вида. На смену ярости пришло чувство голода, а чувство смертельной усталости его давно не покидало. Он присел на одиноком бархане и развязал мешок. Проглоченная мгновенно лепешка его отнюдь не насытила. Легат с жадностью посмотрел на вторую, но разум говорил, что это последняя еда и ее нужно приберечь.

Чувство голода долго и упорно боролось со здравым смыслом. Схватка закончилась сомнительным компромиссом.

«Отломлю только маленький кусочек, остальное спрячу в мешок и завяжу», – решил Клавдий. Но вслед за первым куском последовал второй, третий… Когда осталась половина хлеба, он со злостью завязал мешок самым сложным узлом.

Начало темнеть. Идти дальше не хотелось, да и не было сил. Клавдий положил мешок под голову и погрузился в сон.

Проснулся он среди ночи от жуткого холода. Легат встал и начал двигать всеми конечностями, прыгать на месте, пытаясь согреться. Между этими усилиями Марк Клавдий напряженно вглядывался в темень, надеясь хотя бы вдали узреть огонек. Но ничего не указывало на близость человеческого жилища.