Хитон погибшего на кресте

Он только что получает от Тиберия приказ сменить Понтия Пилата на должности прокуратора Иудеи. И вот он сидит в своем претории, окруженный ликторами. Время обеда. Стол завален яствами, и Клавдий не спеша наслаждается каждым из них. Маленькие перепелиные яйца заняли прилично времени, но легат с удовольствием возился с этим деликатесом. Прелестная рабыня подала цыпленка под соусом, секрет которого знал только повар Понтия Пилата. Теперь виртуоз своего дела готовит для него – Марка Клавдия. Все было настолько вкусно, что Клавдий с сожалением подумал: почему так мало можно съесть, почему желудок не может увеличиваться бесконечно. Глоток фалернского вина, охлажденного в ледяном роднике, возбудил угасавший аппетит. Прекрасный угорь с золотистой после прожарки кожицей следующим удостоился внимания Клавдия. Но довольно угря! Остатки доедят рабы. Ведь надо оставить место для десерта – диковинных фруктов в меду.

Ну а затем еще один десерт. Нет! Еды достаточно! То будет необычное наслаждение. Легионеры ведут закованного в кандалы Понтия Пилата.

Марк Клавдий в упор смотрит на своего предшественника, он желает насладиться зрелищем поверженного соперника, он ожидает увидеть сломленного жалкого человека, согнувшегося под тяжестью жизненных испытаний. Вошедший в цепях человек явно разочаровал Клавдия. Мужественное лицо заключенного хранило спокойствие и уверенность; ни страха, ни сожаления не прочел новый прокуратор в этих источающих силу и мудрость глазах.

– Император желает знать, почему ты плохо исполнял свои обязанности? – спросил Клавдий.

– Император или ты? – уточнил Пилат. – Если я стою перед тобой, а не ты предо мной, значит, Тиберию известна некая моя вина. Скорее всего, даже больше, чем знаю о ней я. Будет правильнее спросить о моих проступках у тебя, почтенный Клавдий.

– Ты совершенно не заботился о вверенной тебе земле.

– Это не совсем так. Я стремился, чтобы спокойствие сохранялось в этом благодатном краю, чтобы он приносил как можно больше пользы Риму. Да! Я ошибался, я не понял до конца эту страну и ее народ. О самой большой моей ошибке тебе рассказывать бесполезно, потому что и ты ее не поймешь.

Раздраженный Клавдий сделал знак ликторам. Те принялись сечь розгами спину своего бывшего начальника. Лупцевали до тех пор, пока туника на спине не поменяла белый цвет на багровый. Лицо Пилата стал бледным, но он не издал ни единого слова мольбы, и даже стон не вырвался из его уст. Лишь дыхание стало тяжелым, медленным…

– В чем дело?! Почему остановились? – выразил недовольство Клавдий.

– Он больше не выдержит, – пояснил ликтор. – Мы не можем убить римлянина способом, достойным лишь раба.

Пилат пошатнулся, но ликторы ловко подхватили его под руки, не давая упасть.

– Продолжим разговор, – злобно промолвил Клавдий.

(Легат, казалось, видел самого себя во сне, смотрел на свирепствующего Клавдия-прокуратора как бы со стороны. Он был недоволен тем Клавдием, который издевался над Пилатом в другом мире, но не смог должным образом унизить и сломить бывшего прокуратора. Лежащему в песках оставалось лишь наблюдать за действиями, происходившими во сне.)

– Итак, где ты находился до того времени, как появился в наряде нищего в Кесарии? – задал вопрос Клавдий «из сна».

– Я совершил преступление, по моей вине погиб невиновный. Я не находил себе места. Теперь я понимаю: мне надо было уйти, чтобы найти себя.

– Что за глупости?! Разве ты никого не убивал на войне, разве ты выяснял вину каждого, прежде чем вонзить в него меч?

– То было другое… и я был другим. Мне нужно было удалиться от людей, от прежней жизни, чтобы найти себя, чтобы стать человеком. Теперь я не хочу убивать даже врагов.

– Ты не достоин быть не только прокуратором, но и называться римлянином, – вскипел Клавдий. – Я сделаю все, чтобы ты, презренный, перестал ходить по этой земле. Но прежде ты должен получить свою долю муки и боли за предательство, за оставление вверенного императором поста. Даже не надейся умереть легкой смертью.

Последнее собственное намерение поставило Клавдия в тупик. Как заставить страдать человека, который едва не умер под ликторскими розгами, но никаким образом не выдал своих страданий?

(Клавдию «в песке» стало стыдно за Клавдия «во сне». Утративший надежду на спасение, легат почувствовал, насколько лучше его Понтий Пилат. Он понял, что Клавдий «во сне» выбрал путь ничтожества, которое всегда стремится уничтожить того, кто умнее, благороднее его. Ему страстно захотелось, чтобы сон изменился, чтобы он не завершился логическим концом, а как-то по-другому… Клавдий «в песке» вдруг стал уважать Пилата.)

Желание Клавдия «в песке» исполнилось: продолжение сна явно перестало соответствовать земной логике. Неожиданный сюжетный поворот видения заставил спящее тело легата дергаться в судорогах.