Хитон погибшего на кресте

Подняв голову, Клавдий убедился, что проклятый верблюд все так же неподалеку от него. Опустив морду в мешок, он выуживал оттуда пустынные деликатесы. Навьюченные мешки соблазнительно покачивались на его боках. «В них должно быть много еды и вина», – мечтательно подумал легат.

Вставать ужасно не хотелось, но было надо. Имелся реальный шанс поймать верблюда, пока его голова вместе с ушами находилась в мешке, пока он увлеченно копошился внутри его и шумно трескал финики. «Досчитаю до десяти и встаю», – обозначил себе предел отдыха Марк Клавдий.

Три капли воды

Охота на верблюда продолжилась.

На этот раз Клавдий подкрадывался к желанной добыче медленно и осторожно; собственно, бежать у него не было сил. Легат приблизился на расстояние вытянутой руки к животному, которое увлеченно копошилось в мешке. Сердце учащенно и радостно забилось.

И вдруг верблюд вытащил голову из мешка и, словно арабский скакун, отпрыгнул в сторону, проявив неожиданную резвость, несвойственную верблюжьему племени. Повод коснулся ладони Марка Клавдия, и лишь мгновения не хватило, чтобы сжать руку.

Обреченно легат направился к верблюду, тот неторопливо отошел от него. Так они и шли – почти рядом, но порознь. На этот раз верблюд принялся бродить вокруг оазиса. Проходя мимо тела несчастного бедуина, он больше не обращал на него внимания. Верблюд понял, что его господин уже никогда не поднимется, но и римлянина признавать новым хозяином по-прежнему не желал.

Клавдий просил и умолял, проклинал и угрожал, но упрямое животное оставалось равнодушным к проявлению любых чувств по отношению к нему. Так они прошли дюжину раз вокруг безжизненного оазиса. Последний круг легат уже не шел, а из последних сил волочил ноги.

Верблюд остановился возле тела бедуина и любезно поджидал преследователя. Человек уже не надеялся его настигнуть и шел больше по привычке, словно боги послали ему наказание за убийство несчастного бедуина: остаток жизни идти следом за его верблюдом.

Обессилевший Марк Клавдий свалился прямо около трупа зарезанного им бедуина, – в трех шагах от спокойно стоявшего верблюда. В воздухе появился неприятный запах начавшего разлагаться тела, но легата не волновали даже такие неудобства.

А верблюд? Он посчитал, что вполне отомстил за смерть хозяина и отправился бродить по своей любимой пустыне, размышляя, как поступить с неожиданно обретенной свободой. Немного мешали и терли горб наспех и неаккуратно привязанные вьюки, но не отдавать же их убийце господина…

Клавдий пришел в себя нескоро, вернее, его пробудило солнце, которое жгло без всякой пощады. Он не мог понять, сколько времени пролежал в песке: то ли еще не закончился этот проклятый день, то ли уже начался следующий. Судя по чрезвычайно дурному запаху, исходившему от тела бедуина, времени прошло немало.

Легат осмотрелся по сторонам: злосчастного верблюда не было видно. На душе стало жутко тоскливо: хотя животное вдоволь над ним поиздевалось, но это было единственное живое существо среди моря безжизненного песка.

Клавдий пошевелил пересохшими потрескавшимися губами – одно лишь движение причинило боль. Чтобы ее унять, римлянин облизнул губы языком. И этот орган оказался лишенным привычной влаги; он прошелся по губам, словно металл по точильному камню. «Срочно нужно найти воду, или мне конец», – пришел к выводу Клавдий.

Неподалеку валялся сдувшийся бурдюк. Хотя вид посудины не вселял большой надежды, Клавдий пополз в ее направлении. Римлянину удалось выжать глоток воды. Он долго не решался проглотить остатки живительной влаги: полоскал рот, язык, облизывал пересохшие губы – только после этих продолжительных процедур он с сожалением совершил глоток. При этом подавился, закашлялся, так что некоторое количество воды выплеснулось под ноги.

Затем Клавдий лег на спину, вставил в рот горлышко бурдюка и жадно ловил каждую каплю. Так он лежал до тех пор, пока промежуток между последними двумя каплями не стал настолько длинным, что стало очевидно: третьей капли ждать нет смысла.

Немного воды прибавило сил Клавдию, но, что еще было полезнее, пробудился его ум. «Если рядом со мной кустарник, то под ним должна быть вода, которая необходима его корням», – логически размышлял Клавдий.

Он поднялся и пошагал в глубь оазиса, который до сих пор не удосужился обследовать, хотя и провел на его краю много времени. Клавдий нашел более-менее свободную от кустарника площадку и с удивительным энтузиазмом принялся за работу.

Выбрасывая горстями песок и перерубая мечом корни, он углубился по пояс в землю. Упорный труд ближе к вечеру дал первый результат. Нет! До воды Клавдий так и не добрался, но сухой песок закончился, а далее пошла черная болотистая сырая земля.