Многие солдаты Ноктема умерли под стенами Старой столицы – стрелки, копейщики, мечники, пикинеры; имена их утонули в глубинах истории. Но многие из этих повстанцев обратились в призраков, что много лет спустя бродили на рассвете у городских стен Этидо, звали павших товарищей и страшно выли, оплакивая собственную смерть. Они ждали приказа своих генералов… Они не могли отступить.
Но ценой их жизней в то майское утро 226 года силы грозного противника были рассредоточены по флангам и ослаблены у главных ворот.
Не успело войско Дуакрона достичь надворотных башен, как Первому Повстанцу принесли весть о смерти Дарлейка. Ноктем, зная, что это ослабит боевой дух среди его обмазанных кровью наемников, нахмурил брови. Он отпустил гонца и распорядился разворачивать штурм в полную силу.
Установить осадные орудия оказалось куда проще, чем переправить. Король Одельтера Маркеллин еще прошлым летом распорядился вырыть вокруг стен Этидо ров, но повстанческие франтиреры[62]
день за днем отстреливали рабочих. Когда ко вторым стали приставлять стражников, расстреливали и их. Ров так и не был закончен, и теперь, ведя за собой людей, Ноктем Дуакрон понимал, сколько жизней удалось сохранить благодаря этому усилию.– Орудия на изготовку! – крикнул он.
Рука в латном наруче опустилась, и на старую крепостную стену со свирепым гулом полетели булыжники. Звучно ударяясь о стены, они откалывали от кирпичной кладки огромные куски.
Нескончаемая цепочка людей потянулась вверх по приставленным поодаль от главных ворот осадным башням и лестницам. Те воины, кому удавалось забраться на стену, в галерею, безжалостно резали и потрошили солдат обороны – пока не были выпотрошены и скинуты сами. Внизу повстанцев подгоняли собственные командиры; они обещали смерть каждому, кто остановится или задумает спуститься обратно.
Установились жуткий грохот, шум и треск, к которым примешивались издаваемые людьми выкрики, стоны и проклятия. Стреляли из баллист, требушетов и катапульт. Звуки просвистывавших мимо налетчиков стрел ласкали воинам Ноктема уши, придавали им сил и желания побеждать.
Наконец Дуакрон понял, что настало время для решительного рывка.
– Снаряжай таран! – приказал он, придерживая бесновавшуюся, норовившую встать на дыбы лошадь.
– Есть, командир! – отозвался Рег Тармор, наемничий взводный из далекого Магнхильдира. – Отщепенцы, готовсь!
В боевом, наркотическом опьянении отряд наемников подкатил к воротам орудие, прикрытое сверху тяжелым навесом из листового железа. Колеса оставляли в земле глубокие борозды, выкорчевывая притоптанную тысячью сапог и окропленную кровью сотен тел траву.
– Таран готов, Ваше Благородие!
– Снести ворота! – исступленно крикнул Ноктем.
– Раскачивать таран! Раз!
Двустворчатые дубовые ворота были обиты железом, и повстанцы не смогли поджечь их с помощью стрел. Ворота выстояли и тогда, когда на них тяжело обрушился первый удар тарана. Со стен из «смоляных носов» на магнхильдирцев полилась раскаленная смола, но вряд ли она могла нанести вред наемникам, одетым в доспехи из заговоренной медвежьей кожи.
Второй удар погнул массивное железо ворот. Все, кто видел это, воспрянули духом, и полыхающее зарево окрасилось гулом их радостных возгласов. Отряды, что потеряли боевой настрой, вновь погрузились в бодряще-опьяняющий захватнический разгул.
Третий, четвертый и пятый удары походили друг на друга, как близнецы: каждый страшен, каждый мощен, каждый разрушителен.
Ворота стонали.
Наемники бесновались.
На шестом ударе ворота распахнулись.
В тот же миг королевская гвардия обрубила цепи – и железная, преграждающая путь решетка с грохотом рухнула вниз. Но каким препятствием для тарана могла быть решетка, если наемникам Ноктема понадобилось всего шесть ударов, чтобы сломать прочные ворота?
– Стойте! – послышался вдруг звонкий женский голос; он будто спустился молнией с небес. – Там засада! Да стойте же вы!
Когда этот голос замолк, прямо перед решеткой появилась невысокая, но дьявольски красивая женщина. Женщина особого вида, особого сорта – не из тех, кто сидит у теплого очага, качая на руках дитя. Она была другой – большим, чем многие. Такие, как она, вершат судьбы.
На фиолетово-синей ткани ее длинного платья блио сидели широкий кожаные нагрудник, наручи и ламеллярная юбка. К ногам ее были накрепко привязаны поножи, но вряд ли все это было необходимо. Ведь в самом начале битвы женщина, обратившись в черную дымку, взмыла по стене вверх и носилась по галерее, уклоняясь от ударов заметивших ее солдат и устраняя особо умелых стрелков. Теперь же все ее красивое облачение было тут и там испачкано кровью. Кровью ее жертв. Кровь стекала с каштановых волос, которые женщина убрала в сложную прическу с косами; кровь струилась с ее лба и щек; кровь мерно капала на землю с зажатого в правой руке кинжала. Рукоять его напоминала голову и тело ящерицы, а хвост металлической рептилии заканчивался длинным ровным клинком. Вместо глаз ящерица глядела большими красными гранатами, распространяющими загадочное тусклое свечение.