Хитрец. Игра на Короля

– И в этом я его понимаю. Сложно быть доверчивым, когда каждый второй хочет получить за твою голову вознаграждение, – не будь Фойерен избит, здесь он непременно пожал бы плечами. – Но Дезире должен был смекнуть, что нас с тобою не посылали для его убийства… И к тому же я не думаю, что мы сейчас действительно нужны Королю Желаний. Устранять нас ему тоже нет нужды: уж поверь, если бы Дезире захотел, мы бы уже взирали на него с того света. Но не мог же он просто отпустить нас! Он предпочел бы просто забыть о нашем существовании… следовательно, чего ему заботиться об отдельных камерах.

– И куда же он нас приволок?

– Если бы я знал! Мы по-прежнему где-то в Цесс, и здешняя тюрьма похожа на частные казематы; это единственное, что я могу сказать. Полагаю, Дуакрону просто экономически невыгодно вывозить нас отсюда…

– Но нам-то уж точно выгодно спасать себя!

– Мы должны пробыть здесь хотя бы неделю, – флегматично заявил Фойерен. – Сейчас я слишком слаб, чтобы бежать. И обижен. Могу же я обидеться, в конце концов! И за клеймо на плече – в особенности.

Хитрец, кстати сказать, очень ревностно относился к целостности своего тела.

Только со слов Фойерена я поняла, почему мое собственное плечо так горело и пульсировало. О Сетш, клеймо, новообретенное выжженное уродство!.. С трудом поднявшись на ноги, я подошла к оконцу и попыталась извернуться так, чтобы рассмотреть под скудным светом, что сотворили со мной люди Дезире Дуакрона.

Все предплечье покрыла запекшаяся кровь, и взгляд на нее вызвал еще большее недомогание. Проглядывавшие под тонкой кровяной коркой выжженные борозды намекали о местоположении будущих шрамов. Это была старинная метка рабов: круг, пересеченный пятью параллельными наклонными линиями, поверх которых прямо посередине проходила шестая, горизонтальная. Окружность олицетворяла человека, пять линий – это пять ипостасей невольничества: тело, душа, этот мир и загробный, а также рабство, которое будет передано детям. Навеки, как предвещала последняя, шестая линия, означавшая течение времени.

Измазанная тюремной грязью окровавленная рубашка Хитреца была изодрана на правом плече, рваные края ее прилипали к такой же, как у меня, стигме.

– Ладно, – рассудила я, прикрывая плечо обрывками нижней рубашки. – Пускай до поры до времени заживает.

Провести остаток дней с такой безобразной меткой мне решительно не хотелось, и я задалась мыслью найти когда-нибудь чародея, который сумеет быстро и безболезненно удалить клеймо с кожи.

Хитрец, у которого затекла правая нога, произвел слабую попытку повернуться – но тут же неестественно вздохнул. Вздох его был похож на сдавленный стон, и Фойерен задержал дыхание, чтобы вздымающаяся грудь не усиливала боли. Кажется, он был совсем плох, а разговор еще более утомил его.

Я же в тот момент обнаружила, что, в отличие от раздираемого незримым пеклом предплечья, кисть моей правой руки была до удивления холодной и спокойной. Ужасающая пропажа объявилась только сейчас.

– Кольцо Меченого… Дезире забрал его! – с ужасом воскликнула я, и от возгласа этого запершило в горле.

В мыслях заиграло недоумение: как может Король Желаний оказаться вором? Наследники императорских династий не опускаются до кражи безделушек! Вероятно, Дуакрон посмеялся таким образом над Фойереном и забрал трофей – награду, причитавшуюся победителю?

Выслушав меня, Хитрец усмехнулся:

– Дезире ничего не сможет сделать с Кольцом Извечного мага, если не разберется, как им пользоваться.

По-видимому, странный перстень, который курьер надел на мою руку в Одельтере, был предметом весьма интересного происхождения… и назначения. После откровений Фойерена у меня появилось много вопросов, но, видя его страдания, я решила не беспокоить Хитреца лишний раз. Только одна фраза не усидела в моих мыслях, и касалась она судьбы другой, не менее ценной вещи. Той, из-за которой месье Фойеренгер Алентанс вероломно забросил дела Ядовитых магов и сгоревших женщин:

– А как же посылка, которую ты должен был…

– Я уничтожил ее еще до приезда в Город Души, – невозмутимо ответил Хитрец.

У меня пропал дар речи.

– Конечно, я мог оставить ее у Джасин вместе с дорогими мне вещами, – процедил сквозь зубы Фойерен, очевидно, имея в виду скрипку и трость. – Но я не имел права позволить этой вещи существовать. Просто не имел…

Неестественный, страдальческий вздох Хитреца повторился.

– Зачем же тогда было…

– Все это оказалось не напрасно, поверь.

– Ох, не знаю, верить тебе или нет, Хитрец, – с тоской призналась я. – Но что, если Король Желаний согласился бы принять конверт?..

– Он никогда бы этого не сделал.

Больше в тот день мы не разговаривали. Много часов Хитрец даже не шевелился, а я ломала голову, как ему удалось затащить меня на нары: тюремщики вряд ли утруждали бы себя таким занятием. В моих мыслях мелькнуло также опасение о том, не воспользовались ли люди Дуакрона моим бессознательным состоянием, но, признаться, это не особо меня занимало; главное, что я осталась в живых.