Хитрец. Игра на Короля

Глаза его горели, взгляд и ухмылка стали настолько страшны, что во всем его виде нельзя было узнать прежнего Фойерена. Воистину гнев уродует: он портит даже самое миловидное лицо, а угрюмое и вовсе становится бешеным и извращенным. Нельзя смешивать злорадство с гордыней и яростью; каждое из этого грех, но вместе они, как говорят люди Мрачного Рассвета, открывают дорогу в Преисподнюю. Поддаться триединому греху – значит надеть Маску Дьявола. И она бывает до исступления безобразной.

– Сопляк! – заревел полицейский в сторону Берма. – Ты нарушил условия договора!

– Не так, – парень, которого отпустила прежняя задумчивость, говорил теперь громким и твердым голосом. – Я всего лишь остался верен Хитрецу.

На краткий миг в гостиной установилась тишина; за это время Фойерен неслышно подошел к Швеху и приставил пистолет к его виску. Металл забурился в освежеванную магией плоть, причиняя Горячей Голове новые страдания. Тот стиснул зубы и простонал сквозь них грязные ругательства.

– У меня остался один патрон, а у тебя – нет. Мы же предупреждали тебя не тратить их попусту, – сказал Хитрец и с размаху ударил Швеха пистолетом – сильно, но хирургически аккуратно, так, чтобы тот не потерял ненароком сознание.

Ведь Фойерен хотел для начала посмотреть ему в глаза. Его интересовало, выдал ли Одельтер Швеху за содеянное убийство орден и во сколько смертей оценивалась одна такая бляшка – стоило ли для этого вырезать целый взвод.

Какой была цена предательства?

Хитрец вновь ударил Швеха – теперь под дых, и я могу поклясться, что в тот момент я слышала хруст ломаемого ребра. Швех прикусил губу, но не издал ни звука.

Ранним предрассветным утром 25 февраля 890 года Хитрец был уверен, что многие – те, кто уже умер, – собрались посмотреть на эту схватку. Он ощущал присутствие Жнеца, их могущественного главаря. Фойеренгер знал, что Гостейн Швех выжег ему глаза и вырезал язык, а затем скормил его собакам. Мертвые тела – Жнеца, его жены и еще нескольких соратников – Швех повесил в лесу, чтобы их клевали вороны, а тех, кому он оставил жизнь – Маску и Костолома, – заставил смотреть на это.

Гостейн Швех был патологически жесток. И сейчас одного только взгляда на него хватило, чтобы жилы на шее Хитреца надулись и начали пульсировать. Страшная гримаса ненависти исказила лицо Фойерена, придав ему черты бесов, какими изображают их на картинах.

Хитрец был уверен, что мертвецы наблюдают за ним, и знал, что должен убить Гостейна Швеха – приставить ко лбу пистолет или затянуть петлю на шее.

На пути его часто встречались люди особого, противоестественного типа; и если бы то не было наказуемо законом, Хитрец бы, наверное, всех их убил. Просто потому, что таким выродкам нельзя жить; просто потому, что есть на свете такие люди, которым более идет быть мертвыми. В особенности – предателям. Но человечность в нем побеждала, и курьер не поднимал на них руки.

В случае со Швехом Хитрец тоже замялся. Медлил. И Гостейн, встретившись с ним взглядом, мигом сориентировался – с молниеносной скоростью вынул из потайного кармашка нож и ударил им Фойерена. Ударил не целясь, куда попадет, – и попал в бедро.

Прежде чем Хитрец успел понять, что произошло, глава Тайной полиции скривил свою красную, обожженную магией физиономию и, набрав побольше воздуха в легкие, крикнул:

– Отряд!

Горячая Голова все же был не так глуп, чтобы явиться сюда одному – он привел с собой тщательно задобренный ассигнациями отряд цесситских наемников – лучших из тех, что он смог найти. Кажется, их было около пятнадцати, если не двадцать, и все они за пару секунд высыпали в ветхую гостиную.

Кадван тут же выстрелил Швеху в голову, и тот упал мертвый.

– Стойте! – закричал Васбегард наемникам. – Ваш главарь убит, вам незачем сражаться с нами!

В ответ ему прозвучали несколько выстрелов. Но пули не достигли своей цели: остановленные новой магической защитой, они, искореженные и изуродованные, снова упали на землю.

Все говорило о том, что эти люди были жадны до драки, а не до чести: сегодня они хотели убивать, и даже смерть нанимателя не удержала их.

«Будет вам драка», – подумал Чьерцем, разозлившись: в последнее десятилетие девятого века патроны, а не отступники или политические силы, были главными врагами магов. Васбегард щелкнул пальцами, и колдовство в нем разгорелось еще сильнее – так ярко, что могло ослепить. Чьерцем вскинул руку, и все подсвечники попадали со своих мест и мигом потухли, а стены особняка зловеще задрожали. С потолка посыпались пыль и побелка, и цесситы в удивлении замерли.

После выброса магия в руках Чьерцема погасла, и в гостиной тут же воцарилась кромешная темнота – казалось, еще страшнее, чем до нашего вторжения.

«Бегите! – телепатически приказал Васбегард мне и Хитрецу. – Бегите что есть сил!» На голос его накладывались звуки выстрелов.