Хитрец. Игра на Короля

Вечер изошел холодом, отчего звезды, столь высокие и недоступные в своей вышине, сверкали ярче обычного. Но ни свет их, ни мягкое лунное свечение не проникали в спальню через два маленьких занавешенных окна. Ведущим цветом опочивальни был терракотовый, однако пополуночи стены все равно окрашивались в черный. И не было уже видно ни сложного узора на обоях, ни увековеченных на картинах пейзажей. Вечерами комната безмолвствовала и впадала в удивительную неподвижность. Лишь ядовитые частицы мышьяка по-прежнему отставали от темных обоев невидимым потоком и густо разносились по комнате, подрывая день за днем и без того слабое здоровье Хит реца.

Сегодня здесь тоже расстилалась тишина. На протяжении всего вечера над Фойереном довлела скорбная задумчивость, и он уже по привычке тер большим пальцем изуродованной руки новый шрам, появившийся у левого уха. Хитрецу даже чудились вопли новообретенного рубца: «Смотрите, господа, смотрите все: я не так прост, я заметен – ведь обычные люди не носят на лице шрамов!»

Привыкнув за несколько лет рассчитывать только на себя, Фойерен с настороженностью относился к свалившейся на его голову компании. А чародей и молодой помощник явились, чтобы спасти его, вызволить из вражеского капкана, и теперь Хитрец не был уверен, остались ли те после этого в живых. И потому он так же затаенно, как и я, надеялся… и считал минуты до их возвращения, которого могло никогда и не быть.

Мы только что приехали в Одельтер и проделали долгий путь в одну из самых отдаленных земель Империи – Ле-Тер-дю-Нор. Там, сменив несколько транспортных средств, мы закончили маршрут пешком; так наша троица – Хитрец, Джасин и я – налегке добралась до глухой деревушки, с одной стороны окруженной лесом Ажите, а с другой – заснеженным полем. Через деревушку, правда, проходил один из северо-западных почтовых путей, но вряд ли это заботило Хитреца.

Приютившее нас селение оказалось для своего захолустья подозрительно чистым. Быть может – учитывая близость к лесным угодьям, – здесь совсем недавно проезжал какой-нибудь государственный чиновник с кавалькадой охотников, и ради него все вывески заменили на новые, заборчики покрасили, а самый срам густо засыпали снегом. Но здешние люди могли быть настолько счастливыми, что забывали тяготиться своей бедностью и потому успевали ухаживать за собственными жилищами. В деревеньке никто не узнавал Хитреца: должно быть, он и раньше появлялся здесь нечасто.

Неожиданно для меня мы заселились не в комнатки постоялого двора и даже не к какому-нибудь знакомому Фойерена, а в дом, который он открыл собственным ключом; ключ этот, надо сказать, во время нашего пленения вместе с другими ценными вещами оставался у Джасин. Дом Хитреца – или, как мы его называли, Убежище – был каменным, с черепичной крышей, и выглядел чуть богаче остальных. Здание это примостилось на отшибе, но никому – ни местным жителям, ни проезжающим по тракту, – почему-то не пришло в голову разворовать его, точно некое колдовство защищало строение от непрошенных гостей.

Внутренне убранство дома кричало о запустении, однако когда-то все здесь было обустроено со вкусом. Остатки прежнего пасторального уюта угадывались в салфетках, развешанных некогда на стульях заботливой женской рукой; в пожухлых веточках в красивых фарфоровых вазах, превратившихся ныне в гербарий; в сделанных вручную занавесках и премиленьких декоративных вещичках, расставленных то тут, то там.

В этом доме мы ждали еще два долгих, бесконечных дня. Джасин почти все время плакала в подушку, я не отходила от окна и все смотрела на пролегающую рядом дорогу, Хитрец занимался приведением дома в порядок и не спал ночами.

И вот 6 марта 890 года эпохи Высокомерия в условленное еще до встречи с Королем Желаний место, маленькую одельтерскую деревушку Абри, приехали два человека. Они носили примечательно новые одежду и обувь (один – побогаче, другой – подешевле) и кутали лица в теплые шарфы. С поезда они сошли в ближайшем городе, а до деревни добрались на перекладных – и там, спешившись, зашагали по крепкому имперскому морозу. Один из них, в одежде попроще, волочил на спине два вещевых мешка и отставал, а другой (с пустыми руками) подгонял первого громкими возгласами: «Шевели ногами! Или тебе нужен портшез[92], чтобы тебя носили, как короля?» Скоро эти двое добрались до нужного дома, который способен был узнать лишь старший из них, да и то по одному описанию.

Как вы догадались, господин Монгрен, теми незадачливыми путниками были Чьерцем Васбегард и Кадван Берм. Живые! Пусть и побитые, разукрашенные выразительными кровоподтеками, синяками и ссадинами, но оба – слава Сетшу, слава Всеведущим, слава всем богам и слава Падшим, слава всякому, кто сохранил им жизнь! – живые!

Когда они появились на пороге Убежища, в глазах у нас с Джасин помутилось.

– Почему вы так задержались? Разве нельзя было приехать раньше? – бросившись к приехавшим, причитали мы в два голоса и принялись с громкими рыданиями целовать то Чьерцема, то Кадвана.