Ранним утром император щедро угостился кларетом, выгнал пожаловавшего в опочивальню камердинера и накричал на свою жену. А когда супруга начала задыхаться (ибо от потрясения у нее тут же обострилась астма), рассерженный больше прежнего государь перевернул журнальный столик с газетами. Следующие несколько часов он безвылазно провел в своем кабинете.
И поскольку в тот день Ресильен де Брольи мало заботился о своей репутации, и в особенности о том, что подумает о нем Державный совет, на вызванных внеурочно чиновников он ревел медведем.
– Скольра ускользает из Лю Кашо, когда он не был в состоянии даже и пальцем пошевелить! Его не могут найти в Найтерине, напомню вам, столице не только Одельтера, но и Тайного ведомства! – разошелся он. – Слуги Шайессов под стражей вешаются на собственном шмотье! А люди, получившие щедрый задаток, вовсю твердят мне о магическом, будь оно неладно, самовозгорании!
Советники молчали, потупив глаза: рык императора действительно внушал страх. Неожиданный, резкий и тяжелый, он, казалось, мог пробивать стекла и рушить стены.
– И как это объяснять?! Диверсией?! – Ресильен и не догадывался доселе, что способен был кричать так грозно.
Большая часть советников предпочла отмолчаться. Ответственность говорить выпала Эдалуру Планелю, Канцлеру Его Императорского Величества: ведь именно на него Ресильен обратил поначалу свой злобный взгляд. Государь прекрасно знал, что мог спросить первым графа Исангара и сразу получить необходимые вести, но решил для начала отыграться на остальных, ткнув их в собственную некомпетентность, будто котят в разлитое молоко.
И Канцлер был вынужден подать голос, хотя каждое слово звучало неувереннее предыдущего, а интонация напоминала ту, что случается обычно при нападении икоты:
– Мы не должны… сразу… отрицать… версию… само… возгорания.
– Тогда позвольте узнать,
Советники по-прежнему молчали, и только следователь Кавиз Брийер, также приглашенный на это собрание, осмелился сейчас заговорить.
– Боюсь, слуги были причастны к делу, – кротко, но уверенно объявил он. – А теперь их… устранили. Вся наложившая на себя руки прислуга – Ядовитые люди, а это значит…
– Преступника искать среди них? – нетерпеливо бросил Ресильен.
Но прежде, чем Кавиз успел раскрыть рот, из недр комнаты раздался звучный старческий голос:
– Да черт его знает, где искать, Ваше Величество.
Самые трусливые советники расступились, и перед глазами де Брольи возник Лангерье Надаш. Допущенный сюда по просьбе Брийера, этот маленький крикливый старичок был честнее всех, кто когда-либо пересекал порог императорского кабинета. Открытость и простодушие его подкупали. На эту уловку попался и сам Ресильен, неожиданно для себя нашедший мнение отставного следователя приоритетным.
И здесь советники поняли, что если они промолчат еще секунду, то их реноме будет навсегда похоронено под авторитетом этого ненавистного Лангерье.
– Давайте отталкиваться от того, что к делу был причастен маг… – неуверенно протянул Штатгальтер Кемиантан де Паре (к которому Государь, в отличие от Надаша, относился не лучше, чем к бешеному псу).
Известный своей манерой говорить невпопад, де Паре терпел критическое фиаско и сегодня – ибо в ответ ему император взревел сильнее, чем когда-либо:
– Но нельзя же объяснять все непонятные вещи магией!
Остальные чиновники, как и в любом случае опасности, исходящей от государя, вытянулись безжизненными человеческими статуэтками. В таком инертном состоянии они находились до тех пор, пока не подал голос Советник по экономике.
– Нам следует придерживаться старого плана, – отважно заметил Итрих Ксавия.
Закончив, герцог даже не потупил взгляда, и Ресильен решил поставить его на место:
– Не можем же мы вынести официальный приговор подставному лицу, а потом предложить Ядовитым людям закончить дело!
Что бы ни думал Государь раньше, он уже успел понять, что более простой возможности подорвать свой авторитет перед Ассоциацией у Одельтера никогда не было.
Пока Итрих Ксавия и Ресильен де Брольи мерились тяжестью взгляда, Советник по внешним связям Гийом Дюпюи достал носовой платок и громко высморкался. Ведь не один только император имел обыкновение хворать от нервного истощения.
– Боюсь, у нас нет другого выхода, – едва только шум утих, продолжил Ксавия. – Нужно объявить