Хижина дяди Тома

Том поднялся на помост и испуганно огляделся по сторонам. Все звуки слились для него в неясный гул — голос аукциониста, расхваливающего свой товар по-английски и по-французски, выкрики покупателей с мест… и вдруг молоток стукнул в последний раз… Том расслышал только слово «долларов» и понял, что он продан!

Его столкнули с помоста. Коренастый человек с круглой головой грубо схватил свою покупку за плечо и крикнул:

— Стань здесь!

Том почти не сознавал, что с ним происходит. А торги продолжались. Снова стукнул молоток — Сусанна продана! Она сходит с помоста, задерживает шаги, с тоской оглядывается назад. Дочь протягивает к ней руки. Сусанна обращает страдальческий взгляд на человека, который купил ее. Это почтенный, пожилой джентльмен с добрым лицом.

— Сударь, умоляю вас, купите мою дочь!

— Я бы охотно это сделал, да, боюсь, денег не хватит, — говорит тот и с жалостью смотрит, как Эммелина поднимается на помост, испуганно и робко озираясь по сторонам. Кровь приливает к ее бледному лицу, глаза загораются лихорадочным огнем. Мать громко стонет, видя, что она стала еще красивее. Аукционист спешит воспользоваться этим и, мешая французскую речь с английской, изо всех сил расхваливает свой товар. Предложения следуют одно за другим.

— Я постараюсь что-нибудь сделать, по мере своих возможностей, — говорит добрый джентльмен, пробираясь к помосту, и вступает в торг.

Впрочем, его хватает ненадолго. Предложения так высоки, что он быстро выбывает из строя. Аукционист горячится, но покупатели умолкают один за другим. Остались двое: какой-то старик весьма важного вида и наш коренастый знакомец с круглой, как шар, головой. Старик набавляет цену, презрительно поглядывая на своего конкурента. Но у коренастого, по-видимому, и упорства больше, и кошелек набит туже. Еще минута — и торг закончен. Стук молотка… девушка принадлежит ему и душой и телом, и да поможет ей теперь бог!

Ее хозяина зовут мистер Легри. Он владелец хлопковой плантации на Ред-Ривер. По его приказанию Эммелина становится рядом с Томом и двумя другими неграми и вместе с ними уходит, обливаясь горькими слезами.

Добрый джентльмен огорчен. Впрочем, такие вещи происходят чуть ли не каждый день. Ни одного аукциона не обходится без слез — плачут матери, плачут дети. Что поделаешь! Такова жизнь… и так далее и тому подобное. И он удаляется со своей покупкой в другую сторону.

А через два дня поверенный уважаемой фирмы «Б. и К^о» высылает в Нью-Йорк своим клиентам причитающуюся им сумму денег. На обороте этого чека следовало бы начертать слова того, перед кем «Б. и К^о» предстоит отчитаться в грядущем. «Он взыскивает за кровь и помнит их и не забывает вопля угнетенных».

Глава XXXI. В пути

Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния, и смотреть на притеснения Ты не можешь, для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь, когда нечестивец поглощает того, кто праведнее его?

Книга пророка Аввакума (1, 13).

На нижней палубе захудалого суденышка, плывшего вверх по Ред-Ривер, сидел Том. Он был скован по рукам и ногам, но тяжелее этих оков был камень, что лежал у него на сердце. Ясное небо, прежде расстилавшееся над ним, затянулось мглой. Луна, звезды — все померкло. Все уплыло, как уплывают сейчас мимо вот эти деревья на берегу, с тем чтобы никогда больше не возвратиться. Родной угол в Кентукки, жена, дети, добрые хозяева, богатый дом Сен-Клера и сам он — красавец, гордец, казалось бы ко всему равнодушный, но в глубине души такой сердечный, мягкий, золотая головка Евы, ее глаза, как у святой, привольная, полная досуга жизнь — все это исчезло навсегда. А что осталось взамен?

Одним из самых страшных обстоятельств, связанных с рабством, является то, что негр, привыкший жить в богатом доме, у добрых хозяев, в любую минуту может попасть в руки жестокого и грубого тирана, — точь-в-точь как стол, когда-то украшавший роскошную гостиную, доживает свой век в грязном трактире. Существенная разница состоит лишь в том, что стол ничего не чувствует, тогда как у человека, несмотря на закон, гласящий, что он «приравнивается к домашнему имуществу», нельзя отнять его душу, его воспоминания и привязанности, желания и страхи.

Хозяин Тома, мистер Саймон Легри, купил в Новом Орлеане еще нескольких негров, сковал их в четыре пары и отвел на пароход «Пират», который уже стоял у причала, готовый к отплытию.

Как только судно отошло от пристани, Легри, человек весьма деловитый, явился осмотреть своих негров. Он остановился перед Томом, которому велели одеться к аукциону во все лучшее — в суконный костюм, накрахмаленную сорочку, начищенные сапоги, — и коротко распорядился:

— Встань!

Том встал.

— Сними галстук!

Кандалы мешали Тому, и Легри сам сорвал галстук у него с шеи и сунул его в карман.