Хлеб печали

- Ничего… Не беспокойся ни о чем, чтобы ни случилось. Я всегда буду рядом, Матильда. И никто не посмеет тебя обидеть. Никто не перейдет мне теперь дорогу, - он бормотал эти слова над ее головой, и Матильде стало неловко. «Это я уже должна защищать тебя от обид, дедушка! - чуть было не воскликнула она. – И, клянусь, я сделаю это». Но она, конечно, ничего не сказала и лишь обняла его в ответ, размышляя о том, что и как сделает, чтобы помочь ему.

Глава третья. Руди. Аудиенция у епископа

«И заскорбев да ринувшись в погоню увидели мы кости и кровь ваша милость что напугало нас до невообразимости поскольку зверь должен быть слишком крупным чтобы оставить след зубов таких размеров барон фон Ринген милостиво согласился передать расследование в руки пресвятой церкви услышав наш глас что не может быть это делом рук человеческих а токмо дьявольских…»

- Хватит, хватит, - остановил чтеца епископ, воспользовавшись мгновением, когда тот запнулся, чтобы перевести дух. – От этого правописания у меня болит голова… И, как обычно, не обошлось без дьявола. Без этого старого проходимца не обходится ни одного прошения ко мне, будто церковь – не церковь, а сборище святых волхвов, которые умеют творить чудеса. Да, да, я помню, Руди, что вы не одобряете, когда я так говорю, - обратился он к собеседнику в углу, сидевшему неподвижно, как статуя. – Будь мы так сильны, как они думают, мы бы давным-давно отогнали турок с наших земель, освободили бы наши города и принесли бы знания и веру всякому народу на этой земле.

- Вы считаете их просьбу глупостью? – спросил его собеседник.

- Глупостью? Разумеется, нет. Но я не вижу здесь ничего, с чем мог бы справиться самый заурядный священник: успокоить людей, обратиться к правителю этой земли за солдатами… Кстати, где все это происходит? – живо поинтересовался он у писца, но тут же махнул рукой, унизанной перстнями. – Нет-нет, не отвечай, не надо. Я не собираюсь туда никого посылать, равно как и передавать письмо дальше, - но не удержался и все-таки взглянул на подпись.

- Что, если у этого правителя нет солдат? – прямо спросил епископа Руди. Монашек, читавший прошение, взглянул на него, некрасиво открыв рот. – На нашей земле шло много войн в последнее время, и не всякий курфюрст и граф может похвастаться разумом и умением воевать с малыми потерями.

- Эк вы их, друг мой! – заулыбался епископ, и на пухлых щеках появились ямочки. – Вам повезло, что вас не слышит никто из сильных мира сего и никто здесь не донесет на вас. За такие слова можно оказаться в каменном мешке.

- Я знаю, - без улыбки сказал Руди. – Трусы всегда мстительны. Но если я чувствую запах дерьма, я не буду называть его ароматом.

- Ай-ай, - покачал головой епископ и тревожно добавил. - Представляю, что вы думаете обо мне!

- Разве только то, что вы чересчур любите свои маленькие удовольствия, друг мой.

- Это правда… - епископ достал из-за пояса маленькое зеркальце, украшенное драгоценными камнями и украдкой посмотрелся в него. – В молодости я был преисполнен рвения стать аскетом, как вы помните. Но год проходит за годом, и я все больше понимаю, что жизнь сделает нас аскетами и помимо желания: старость, болезни, бедность... Какой смысл отказывать себе в маленьких радостях?

- Потому что дух становится тверд без них. Жены, дети, имущество, - ровно перечислил Руди, - все это заставляет человека бояться. А человек не должен бояться ничего, чтобы прожить жизнь достойно.

- Не достойно! Не достойно! – вскричал епископ. – Жить надо праведно, друг мой. Впрочем, мы никогда не могли сойтись с вами в этом вопросе.

Руди еле усмехнулся и наклонил голову в знак согласия.

- Вы улыбаетесь, потому что не знаете этих людей, - наставительно сказал епископ. – Мне писали, что это один из самых диких уголков в Европе – густые леса и болота, дикие звери! Они не знают ни цивилизации, ни книг, ни музыки, ни театров – ничего, кроме Господа! Если вы можете себе представить дремучесть столетней давности, помноженную на страх, так это там. Одна-единственная церковь на отшибе, мой друг! Они выживают только благодаря тому, что рядом почтовый тракт, иначе… - он покачал головой. – Там даже разбойники не водятся, хотя казалось бы!

- Прелестное место, разве нет? - заметил его собеседник. – Там хорошо наставлять людей на путь истинный.

- О, - епископ махнул рукой, – это занятие неблагодарное.

- Вы слишком к ним добры. А я бы не отказался туда съездить, посмотреть на них. И барон фон Ринген… Когда-то я знал одного, как вы помните. Он был родом с востока, если мне не изменяет память. Это он же?

- Вряд у вас получится возобновить с ним знакомство, - епископ устал и откинулся на спинку кресла, обмахиваясь надушенной ладонью. – Я слышал, что он очень и очень нелюдим. Живет охотой, никогда не бывает при дворе, самодур, но к крестьянам, впрочем, по большому счету, добр… Он приехал в те края около двенадцати лет назад. Что ж, мне даже любопытно поглядеть, что из этого выйдет, если он примет вас!