Хлеб печали

В дверь коротко и сильно ударили, и старые петли перекосило; засов чуть поддался в пазах, но выстоял. Солдат поднял короткий мушкетон и прицелился так, чтобы попасть прямо в грудь первому кто окажется за дверью, но раздался еще один удар, и Эрнст-Хайнрих увидел, как трескается толстое дерево, и тяжелый стол не выдерживает напора. Раздался выстрел, в левом ухе зазвенело, и комнату окутало плотным пороховым облаком, из которого послышался добродушный басок:

- Ну и ну! Кто же стреляет в доме? Так и убить можно!

Эрнст-Хайнрих поднялся, закрывая собой Йоханну-Амалию, но та неожиданно радостно воскликнула, подобрала юбки и бросилась к вошедшему. Она запнулась о ножку стола, но упасть не успела – ей подхватил барон фон Ринген, грязный и мрачный, как самое смерть и крепко прижал к себе. Капитан открыл рот, да так и замер, и солдаты, готовые к атаке, заколебались, не зная, что им делать.

- Рейнеке, Пресвятая Мария! – выдохнула Анна. – Почему ты не подал голос? Тебя могли убить!

- Ну, мой час еще не настал, - самодовольно заметил барон. Слова жены заметно ему польстили, и он невольно подбоченился. – Но что здесь происходит? Я сидел в камере и молился перед отъездом, когда ворвались какие-то люди с ружьями и порохом и принялись избивать моих тюремщиков. Я проучил их как следует за то, что они отрывают людей от важных дел, а потом увидел, что весь дом кишмя кишит, как парик блохами, какими-то солдатами, которые ведут себя как мародеры на поле боя, и мне это не понравилось! А потом мне послышалось, что я слышу твой голос, и я пошел сюда, отряхиваясь от этих невеж с оружием.

- Так, что, вас выпустили? – отмер капитан. Его лицо посерело. Он неотрывно глядел на ноги барона, которые все еще были скованы цепью.

- Меня? – барон будто бы удивился. – А, вы про это. Знаете, это такие мелочи, - легкомысленно добавил он, потрепав дочь по плечу. Они были очень похожи, будто их лепили по одной мерке, если не считать рыжих волос, но насколько Йоханна-Амалия напоминала Венеру, настолько и барон был воплощением Вулкана в человеческом обличье. Его жена скрестила руки на груди, неодобрительно рассматривая его. – Мне пришлось вынести решетку, но это было нетрудно. Здешние олухи надеются на замки, но совсем забывают, что железо тоже устает.

- Но вас же арестовали! – возопил капитан, и его лицо задергалось, как в припадке. – Ваша жена пришла ко мне вся взволнованная, в часы моего отдыха, вытащила меня из постели, заставила собрать моих людей, которых вы, видимо, только что покрошили на своем пути, я мчусь сюда, начинаю допрашивать здешнего молодчика, терплю оскорбления от вашей дочери, а вы, оказывается, могли преспокойно выйти?! Почему вы не сделали этого сразу и не пошли домой?!

- Вам заплатят, - успокоил его барон фон Ринген. – И вашим людям тоже. В конце концов, мне нужно было как-то развеяться, а этот юноша, - он указал на Эрнста-Хайнриха, и все посмотрели на него, - был достаточно забавен. Такая паника, которую ты устроила, моя дорогая, была несколько лишней, - виновато добавил он, но тут же заискивающе добавил под суровым взглядом Анны: - Я несколько закоснел дома от скуки… И прекрасно справился бы сам… С этими мелкими неприятностями…

- Закоснел, - неодобрительным эхом отозвалась она. – И поэтому считаешь своим долгом сводить меня с ума? Ладно, не отвечай, - добавила Анна со вздохом и мелкими шажками подошла к нему. – Мы поговорим об этом наедине. А пока подумай о том, что ты наделал! Даже твоя дочь, в своем положении, бросила мужа и поехала тебя спасать вместе со мной!

- Матушка! – воскликнула Йоханна-Амалия, раскрасневшись, несмотря на пудру. – Я поступила так, как считала нужным. Разве я могла вас отпустить?

- Об этом мы тоже поговорим дома, - отрезала та. – Я надеюсь, Рейнеке, ты не будешь возражать, если мы пригласим любезного капитана отобедать?

- Я и сам собирался это сделать, - проворчал барон, и Эрнсту-Хайнриху показалось, что он сходит с ума. Этот мирный разговор в разгромленной комнате был нелеп и чудовищен.

- Какой обед? О чем вы говорите? – спросил он. Теперь только злость не давала ему упасть. – Барон фон Ринген все еще находится под арестом! Именем Святой Церкви я приказываю вам всем подчиниться моим приказам.

Капитан посмотрел на него с пренебрежительной жалостью, а барон с интересом. Он поцеловал дочь в лоб и отстранил ее.

- Прикажете-ка лучше кузнецу меня расковать, - сказал барон весело. – Эти цепи меня утомили. А насчет того, что хочет святая Церковь… Уверен, вас ждет сюрприз.

- Вы уже показали на что способны, - угрюмо добавил капитан. Он все еще выглядел оскорбленным и сбитым с толку, будто его только что нахально ограбили, срезав кошелек с пояса. – Клянусь, я сделаю все, чтобы этого мальчишку выкинули из города, как последнего пса! Хватит с нас церковных прихвостней, которые мутят воду!

- Вам нужна свинцовая примочка, - тихо сказала Анна. И куда только делся весь утренний запал баронессы, когда она грозила ему всеми карами небесными и земными! – Иначе вы весь опухнете к вечеру.