– Боюсь, что да.
– Мне очень жаль. Я понимаю, что ты должен испытывать.
Когда тебя понимают, весь мир выглядит по-другому. Нелл просто восхитительна!
– Я… Это очень мило с твоей стороны, – запинаясь отозвался он.
Еще одна пауза, насыщенная сдерживаемыми эмоциями. Казалось, Нелл собирается с духом.
– А я думала, ты занимаешься музыкой, – быстро сказала она.
– Занимался, но бросил.
– Почему? Неужели тебе не жаль?..
– Больше всего на свете я хотел бы заниматься музыкой. Но я должен зарабатывать деньги. (Сказать ей сейчас? Нет, он не осмелится.) Вернон поспешно добавил: – Понимаешь, Эбботс-Пуиссантс… Ты помнишь Эбботс-Пуиссантс?
– Спрашиваешь. Мы же на днях о нем говорили.
– Прости. У меня сегодня вечером путаница в мозгах. Так вот, я очень хочу когда-нибудь снова там поселиться.
– По-моему, ты замечательный!
– Замечательный?
– Конечно. Бросить все, что ты любишь, и делать то, что должен… Это великолепно!
– Как здорово, что ты так говоришь! Теперь все выглядит по-другому.
– В самом деле? – тихо произнесла Нелл. – Я очень рада.
«Мне нужно возвращаться, – с тревогой думала она. – Мама будет сердиться. Я должна вернуться и слушать Джорджа Четвинда, а он такой нудяга! Господи, пусть только мама не разозлится!»
Нелл шла рядом с Верноном, чувствуя, что ей трудно дышать. Странно! Что с ней такое? Хоть бы Вернон что-нибудь сказал. О чем он думает?
– Как поживает Джо? – спросила она.
– Вовсю занимается искусством. Я думал, вы с ней виделись, когда обе были в Лондоне.
– Виделись один раз. – Помолчав, Нелл робко добавила: – По-моему, я ей не слишком нравлюсь.
– Чепуха!
– Нет, Джо считает, что я легкомысленная и в голове у меня только танцы и вечеринки.
– Ни один человек, который знает тебя, не может так думать.
– Иногда я чувствую себя ужасно глупой.
– Ты? Глупой?
Сколько искренности в его голосе! Милый Вернон… Значит, она все-таки ему нравится. Ее мать была права.
Они остановились на мостике и склонились над перилами, глядя на воду.
– Здесь очень приятно, – сдавленным голосом сказал Вернон.
– Да.
Нелл чувствовала, что это приближается, хотя она и не могла определить, что именно. Мир словно застыл, готовясь к прыжку.
– Нелл…
– Да?
Почему у нее так дрожат колени? Почему собственный голос кажется доносящимся издалека?
– Нелл… – Он должен сказать ей это. – Я так люблю тебя…
– Вот как?
Неужели она произнесла эти идиотские слова? Быть не может!
Нелл почувствовала на своей холодной как лед руке горячие пальцы Вернона.
– Как ты думаешь – ты могла бы когда-нибудь… полюбить меня?
– Не знаю… – Она едва сознавала, что говорит.
Они стояли, держась за руки, как испуганные – дети.
Из темноты появились две фигуры – послышался хриплый мужской смех и девичье хихиканье.
– Так вот вы где! Какое романтическое место!
Девушка в зеленом и этот осел Дейкр. Нелл что-то ответила, сохраняя полное самообладание. Все-таки женщины – поразительные существа! Она шагнула в лунный свет спокойно и уверенно. Они двинулись назад, весело болтая, и обнаружили Джорджа Четвинда и миссис Верекер на лужайке. Вернону показалось, что американец выглядит мрачным.
Миссис Верекер явно была недовольна Верноном – ее манеры, когда она прощалась с ним, выглядели просто оскорбительными.
Но Вернона это не заботило. Ему не терпелось поскорее уйти отсюда и погрузиться в сладостные воспоминания.
Он все-таки сказал ей – осмелился спросить, любит ли она его, и Нелл не стала смеяться над ним, а ответила: «Не знаю».
Значит… Нет, это невероятно! Нелл, похожая на фею, такая прекрасная и недоступная, любит его – по крайней мере, готова полюбить!
Вернону хотелось бродить до самого утра, в зеленой шляпе и с волшебной свирелью – как принц из той сказки. А вместо этого нужно было торопиться на полуночный поезд в Бирмингем. Проклятье!
И внезапно все это представилось ему в музыке – высокая башня, принцесса с каскадом золотых волос, призрачная мелодия свирели принца, вызывающего принцессу из башни…
Правда, эта музыка больше соответствовала общепризнанным канонам, чем первоначальной концепции Вернона. Она была приспособлена к традиционным рамкам, но внутреннее видение оставалось неизменным.
Вернон слышал музыку башни, округлые мотивы драгоценностей принцессы и веселую, бесшабашную мелодию странствующего принца: «Выходи, любовь моя…»
Он шел по пустым и скучным лондонским улицам как по зачарованному миру. Впереди маячил черный силуэт вокзала Пэддингтон.
В поезде Вернон не спал, а писал на конверте микроскопические ноты с указаниями инструментов: «трубы», «валторны», «английский рожок», рисуя рядом значки и линии, воплощающие то, что он слышал.
Он был счастлив…
– Мне стыдно за тебя! О чем только ты думаешь?
Миссис Верекер была очень сердита. Нелл понуро стояла перед ней.
Ее мать, произнеся еще несколько резких и язвительных слов, круто повернулась и вышла из комнаты, не пожелав ей доброй ночи.
Однако через десять минут миссис Верекер, закончив приготовления ко сну, удовлетворенно усмехнулась.
«Не стоило так сердиться на девочку, – подумала она. – В конце концов, Джорджу Четвинду это только на пользу. Его нужно было немного подтолкнуть».