Хлеб великанов

такими, какими она хотела их видеть,

Майра сочинила убедительный роман о своем счастливом замужестве.

Трудно было сказать, как смерть отца воспринял Вернон. Горя он не испытывал; он

казался еще более бесчувственным из-за явного желания матери, чтобы он проявлял

чувства. Он гордился отцом, так гордился, что ему было больно, и понимал, что имела в

виду Джо, когда сказала, что для матери было лучше, что она умерла. Он отчетливо

помнил последнюю вечернюю прогулку с отцом... что тот говорил ему... чувство,

соединявшее их.

Он понимал, что отец не хотел возвращаться. Он жалел отца — так было всегда, он

не знал почему.

Он испытывал не горе, а что-то вроде одиночества, охватившего душу. Отец умер, тетя Нина умерла. Есть, конечно, мама, но это совсем другое.

Он не мог утешить мать — никогда этого не мог. Она его тискала, обнимала,

плакала, говорила, что теперь они должны стать всем друг для друга. А он не мог ответить

ей тем же. Не мог даже обнять ее.

Хоть бы скорее кончились каникулы. Мать с красными глазами и вдовьим крепом

— она все подавляла собою.

Из Лондона приехал нотариус мистер Флеминг, из Бирмингема — дядя Сидни. Они

прожили два дна, и под конец Вернона пригласили в библиотеку.

За длинным столом сидели двое мужчин. Майра расположилась в кресле у камина,

прижимая к глазам платочек.

— Ну, мой мальчик, у нас к тебе есть разговор. Как ты смотришь на то, чтобы

переехать в Бирмингем, поближе ко мне и тете Кэри?

— Спасибо, — сказал Вернон, — но я лучше буду жить здесь.

— Ты не думаешь, что здесь мрачно, а? Я подобрал веселый домик — не слишком

большой, ужасно удобный. Рядом будут кузины, вы будете играть на каникулах. По-

моему, хорошая мысль.

— Да, конечно, — вежливо ответил Вернон. — Спасибо, но я предпочел бы жить

здесь.

— A-а! Хм, — сказал дядя Сидни. Он высморкался и вопросительно посмотрел на

нотариуса, тот слегка кивнул.

— Это не так просто, старина, — сказал дядя Сидни. — Я думаю, ты достаточно

взрослый и поймешь, что я тебе объясню. Теперь, когда отец умер... э, ушел от нас, Эбботс-Пьюисентс принадлежит тебе.

— Я знаю, — сказал Вернон.

— А? Откуда ты знаешь? Слуги проболтались?

— Папа сказал мне перед отъездом.

— О! — Дядя Сидни слегка отшатнулся. — О! Понятно. Так вот, Эбботс-

Пьюисентс принадлежит тебе, но чтобы содержать такое место, надо кучу денег —

платить жалованье слугам и все в таком роде, понимаешь? Есть еще так называемый налог

на наследство. Когда кто-то умирает, приходится платить правительству много денег. Так

пот, твой отец не был богатым человеком. Когда умер его отец и он приехал сюда, у него

было так мало денег, что он собирался продать имение.

— Продать? — недоверчиво вскинулся Вернон.

— Да.

— Но... но вы... вы не собираетесь сейчас его продавать? — Вернон с мольбой

уставился на него.

— Нет, конечно, — сказал мистер Флеминг. — Имение завещано тебе, и с ним

ничего нельзя делать, пока тебе не исполнится двадцать один год.

Вернон облегченно вздохнул.

— Но видишь ли, — продолжал дядя Сидни, — жить в нем очень дорого. Как я

говорил, твоему отцу пришлось бы его продать. Но он встретил маму, женился, а у нее, по

счастью, были деньги, чтобы содержать имение. Но со смертью твоего отца все

изменилось. Во-первых, у него остались... э, долги, которые твоя мать непременно хочет

заплатить.

Майра всхлипнула, и дядя Сидни заговорил торопливо, успокоительным тоном:

— Здравый смысл подсказывает, что надо сдать Эбботс-Пьюисентс внаем до тех

пор, пока тебе не исполнится двадцать один год. А там кто знает? Дела могут измениться к

лучшему. Маме твоей, естественно, лучше жить рядом с родственниками. Ты должен

подумать о матери, мой мальчик.

— Да, папа мне это сказал.

— Ну что, договорились?

Какие же они жестокие, думал Вернон. Спрашивают у него — когда и спрашивать

не о чем. Они могут сделать все, что захотят. Они так и собирались. Зачем же было звать

его сюда и притворяться?

Придут чужие люди, будут жить в Эбботс-Пьюисентс.

Ничего! Когда-нибудь ему исполнится двадцать один год.

— Дорогой, — сказала Майра, — я все делаю ради тебя. Здесь будет так грустно

без папочки, правда?

Она протянула к нему руки, но Вернон сделал вид, что не замечает. Он вышел из

комнаты, с трудом выговорив:

— Большое спасибо, что сказали мне, дядя Сидни.

4

Он вышел в сад и побрел к старому аббатству. Сел, упершись кулаками в

подбородок

«Мама могла бы, — подумал он. — Если бы захотела, то могла бы! Она хочет

уехать и жить в таком же ужасном краснокирпичном доме, как у дяди Сидни. Она не

любит Эбботс-Пьюисентс, никогда не любила. И нечего ей притворяться, что все это ради

меня. Она говорит неправду. Она всегда...»

Он задыхался от возмущения.

— Вернон! Вернон! Я всюду ищу тебя. Не могла понять, куда ты подевался. В чем

дело?

Это Джо. Он рассказал. Есть хоть один человек, который может понять и

посочувствовать. Но Джо уставилась на него.

— Ну и что? Почему тетя Майра не может уехать в Бирмингем, если она так хочет?

Ты рассуждаешь по-дурацки. Почему она должна жить здесь, дожидаясь, когда ты

приедешь на каникулы? Деньги ее. Почему она не может тратить их так, как хочет?

— Но, Джо, Эбботс-Пьюисентс...