Хлеб великанов

«Я ей сказала: „Естественно, в первую очередь внимание уделяется хирургии». «Я

только передала это замечание, так сказать». «Проталкивается вперед. Всегда одно и то

же». «Я передала это замечание старшей сестре».

То и дело повторялась фраза: «Я передала это замечание». Нелл стала

прислушиваться. Стоило ей приблизиться к столу, шепот стихал, и сестры с подозрением

косились на нее. С преувеличенной любезностью предлагали друг другу чай.

Беседовали только между собой, с важным видом.

«Попробуйте моего, сестра Вестхейвен. В чайнике еще много чаю». «Сестра Карр,

вы очень обяжете меня, если одолжите сахару». «Прошу прощения».

Только-только Нелл начинала понимать атмосферу госпиталя — вражда, ревность,

интриги, сто одно подводное течение — как ее перевели в палату на место заболевшей

нянечки.

Она обслуживала ряд из двенадцати коек; в основном это были хирургические

больные. С ней на пару работала Глэдис Потс, маленькое смешливое создание, умница, но

лентяйка. Начальницей над ними была сестра Вестхейвен — тощая, высокая, ядовитая

особа с вечно недовольным лицом. У Нелл сердце упало, когда она ее увидела, но позднее

она поняла: под началом Вестхейвен работать было куда приятнее, чем с другими

сестрами.

Сестер было пятеро. Сестра Карр, кругленькая и добродушная; мужчины ее

любили, она с ними шутила и смеялась, а потом опаздывала с перевязками и делала их

наспех. К добровольцам она обращалась: «Дорогуша», — любовно их похлопывала, но

характер у нее был неровный. Вообще она была растрепа, и все у нее шло кувырком, а

виновата оказывалась «дорогуша».

Работать под ее началом — тут можно было с ума сойти.

Сестра Барнес была просто невыносима, все это говорили: она ругалась с утра до

ночи, ненавидела добровольцев и всячески это демонстрировала. «Я научу их, как корчить

из себя всезнаек», — заявляла она. Но если не считать едкого сарказма, она была хорошей

сестрой, и некоторые девушки любили у нее работать, несмотря на ее язык.

Сестра Данлоп была сущий клад — спокойная, тихая, только ужасно ленивая. Она

то и дело пила чай, а работать старалась как можно меньше.

Норис была вполне квалифицированной операционной сестрой, она красила губы и

изводила подчиненных.

Получалось так, что сестра Вестхейвен — лучшая в госпитале. Она рьяно работала

и была справедлива к нижестоящим. Способным и старательным она выказывала

дружелюбие. Если же она решала, что это дуры, то им доставалась жалкая участь.

На четвертый день она сказала Нелл:

— Поначалу я думала, что толку от вас будет чуть, но вы работаете много и хорошо.

Нелл летела домой как на крыльях.

Мало-помалу она втянулась в больничную рутину. У нее больше не сжималось

сердце при виде раненых, не пугали перевязки. Кровь, раны, страдания — все это стало

обыденным.

У мужчин Нелл была популярна. В часы затишья после чая она писала за них

письма, приносила с полок в углу палаты книги, которые, по ее мнению, им могли

понравиться, выслушивала истории про семью и про возлюбленных. Как и другие

санитарки, она стремилась защитить их от возможных жестокостей или глупостей.

В дни посещений в госпиталь потоками стекались пожилые дамы. Они

усаживались у коек и изо всех сил старались «поддержать дух наших храбрых солдат». И

на неизменный вопрос: «Я полагаю, вы рветесь обратно на фронт?» — следовал

неизменный ответ: «Да, мэм».

Случались и концерты. Некоторые были хорошо организованы и доставляли массу

удовольствия, но другие!.. Няня Филис Дикон, сидящая рядом с Нелл, подытожила:

— Каждый, кто считает, что умеет петь, но дома ему не позволяли драть глотку,

теперь получил шанс!

Бывали также священники — никогда Нелл не видела столько священников сразу.

Двоих она высоко ценила, они умели выразить сочувствие и понимание, находили нужные

слова и не педалировали религиозную сторону дела. Но встречались и совсем другие.

— Няня. — Нелл резко окликнула сестра, и та прервала свой торопливый проход по

палате. — Няня, ваш ряд коек сдвинулся. Седьмая выступает.

— Да, сейчас поправлю.

— Няня, вы меня не помоете?

Необычная просьба.

— Но еще нет и половины восьмого.

— Ко мне придет пастор исповедовать. Он уже идет.

Нелл пожалела его, и преподобный каноник Эджертон застал своего

новообращенного за оградой из ширм и тазов.

— Спасибо, няня, — прохрипел пациент. — Трудновато выносить приставания

парня, который от вас никак не отцепится, а?

Мытье, постоянное мытье. Мыть больных, мыть полы и в любой час дня отмывать

клеенки — прорезиненные подстилки. И бесконечное наведение порядка.

— Няня, кровати. На девятой свешивается простыня. Вторая сдвинута. Что

подумает доктор?

И доктор, доктор, доктор. Утром, днем и ночью. Доктор! Доктор был богом. Для

простой няни из добровольцев обратиться к доктору считалось непростительной

дерзостью и значило навлечь на себя ярость сестры. Некоторые няни невольно совершали

подобное кощунство: они жили в Уилтсбери, знали этих врачей и жизнерадостно

здоровались с ними. Тут же оказывалось, что они «проталкиваются вперед». Мэри