Хлеба и зрелищ

Эту речь он произнес громко и с увлечением, словно хотел, чтобы весь дом его слышал. Держал он себя чрезвычайно дружелюбно и, закончив фразу, с размаху хлопнул Майкла по плечу.

Майкл Уэбб знал, что м-р Придделль-человек значительно более способный, чем кажется или он сам себя считает. Думая о м-ре Придделле, как о дураке, Майкл всегда делал оговорку: м-р Придделль-дурак только потому, что хочет быть таковым. М-р Придделль не подозревал о своем желании быть дураком, ибо принял это решение подсознательно, как принимаются все великие решения. А так как м-р Придделль не знал даже того, что он наделен подсознательным умом, то, очевидно, все подсознательные решения обречены были остаться для него тайной.

Как бы то ни было, но много лет назад он принял решение стать дураком на всю жизнь… Впрочем, была одна область, в которой он не желал быть дураком. Это исключение он сделал для финансовых операций и закладных.

Когда м-р Придделль проводил финансовые операции, самый злостный циник не мог не признать его умным человеком. И тем не менее… он подражал Рузвельту и был насыщен глупостью, как насыщен духами будуар леди.

Но почему решил он стать дураком? Основания у него были – не одно, а несколько, – но все они до такой степени переплелись, что желающий распутать этот клубок должен старательно отделять каждую нить. Боязнь реального-вот одно из оснований. М-р Придделль боялся, как бы реальность не уничтожила его иллюзий, а ведь гибель иллюзий повлечет за собой и гибель карьеры… Будучи дураком, человек может избежать реальности; в сущности, это самый верный путь.

Этот вывод не дошел до его сознания. Вернее, то был не вывод, не мысль, а ощущение-туманное ощущение, позолоченное такими словами, как «специалист», «концентрация», «динамическая энергия», «делай свое дело». Вдобавок он смутно сознавал, что современная цивилизация есть компромисс между противоборствующими разновидностями лицемерия, в которых легко может увязнуть любой человек. О, конечно, нетрудно избрать себе путь, если заранее знаешь, какой из видов лицемерия окажется наиболее действенным. Но кто может знать заранее?

Итак, карьеристу рекомендуется быть дураком во всем, кроме своей специальности. Однако не стоит подавать вид, что ты дурак. Чрезвычайно непрактично вмешиваться в споры, от которых никакой выгоды быть не может. М-р Придделль понимал это чутьем… не сознавал, но чувствовал. Но… немыслимо жить среди людей и занимать солидное положение, а м-р Придделль намерен был занять таковое, если ты не можешь высказать по тому или иному вопросу свое мнение. Здесь ему на помощь пришла гениальная идея подражать Рузвельту. От Рузвельта никто никогда не ждал действительно глубоких и волнующих слов. Весьма вероятно, что м-р Придделль чутьем понял натуру Рузвельта, понял, что эта роль спасет его от опасной реальности и в то же время даст возможность прослыть простым и добрым малым.

Постоянно кружился он в пенистом водовороте фраз; тысячу раз повторял в течение дня: «Вздор!», «Вот это здорово!», «Какое безобразие! За такую штуку парня следует посадить в тюрьму!»… Безобидные пустые слова, создававшие ему репутацию человека мужественного и откровенного. Вряд ли нужно упоминать, что он стоял за «хороших граждан», «демократические идеалы» и за формулу: «каждому свое место». В политике он был либералом.

Решение стать либералом было им принято после долгих размышлений и расследований. Эти расследования он проводил до тех пор, пока не убедился, что намеченная им линия поведения является правильной. Он не нашел ни одного человека, который не был бы либералом в политике. Этот вопрос он обсуждал со слесарями, директорами колледжей, репортерами и со своими друзьями коммерсантами. Все они оказались либералами. Он стоял во главе одного банкирского дома и безупречно выполнял свои обязанности. Это дело он знал досконально. Кроме того, прекрасно играл в бридж и в теннис.

Но в вопросах религиозных он был круглым дураком; а представления его о демократии, литературе, половой проблеме, иностранной политике, искусстве и правах человека давали повод заподозрить его в слюнявом идиотизме.

И тем не менее Майкл Уэбб видел в Придделле не только дурака. Он подмечал такие извилины его ума, о которых сам м-р Придделль даже и не подозревал.

Однажды Майкл и написал статью для «Нью-Йорк Таймса», которую м-р Придделль прочел медленно и вдумчиво. Затем вернул газету Майклу и сказал:

– Майкл, знаете ли, что… вы сделались бы прекрасным писателем, если бы у вас было поменьше идей.

Эту критику Майкл счел наилучшей и в высшей степени обнадеживающей.

6

– Ну-с, что же вы говорили о душе? – воинственно спросил м-р Придделль.

Все его вопросы звучали воинственно, такая была у него привычка. Осведомляясь, пришла ли почта, он задавал этот вопрос таким тоном, словно заранее сомневался в правдивости ответа. Казалось, он был окружен неисправимыми лжецами.

– О, я рассуждаю, не является ли тело лишь орудием души, как бы телеграфным аппаратом, – сказал Майкл, и если душа, о которой мы в сущности ничего не знаем, существует реально…