Хлоя. Как я умирала

Наверное, от этого меня и остерегал Ник… А я, как всегда, приняла его рациональность за грубость. Эрика, так звали девушку, вмерзшую в ледник прямо у самого лагеря. Она вышла из палатки, потому что была ее очередь дежурить и ждать спасательного вертолета, другой группы альпинистов, да хоть кого—нибудь. Будучи абсолютно обессиленной от усталости и истощения, она просто уснула, ожидая чего—то лучшего. В отличии от всех ее соратников.

Нашему приходу они радовались часа два. Когда стало предельно ясно, что мы без понятия, как вывести их из этого ледяного ада, к их бессилию прибавилась еще и конечная стадия отчаяния. И это было невыносимо. Пара сумасшедших альпинистов—профессионалов, которыми мы, конечно же, представились, никак не могла им помочь в такую бурю. Тот факт, что мы не нуждаемся так остро в кислороде и еде, которые мы им щедро доставили, не вдохновлял ровным счетом никого. В игру вступили первичные инстинкты выживания. Все чаще в их взглядах я видела ненависть и злобу, все реже – благодарность.

Мы укрыли их палатки парашютами, пытаясь сохранить драгоценное тепло. Но никто не спросил нас – где мы их взяли. Стоит ли говорить, что я представляла себе эту спасательную операцию совсем иначе…

На третий день нашего пребывания в лагере, когда буря поутихла и пошел мягкий, даже теплый снег, я сидела у палатки, вглядываясь в бесконечную белую пелену, пока Ник пытался сообразить что—то съедобное на газовой горелке. Все мое вдохновение разбилось о ледяной прием. Я чувствовала себя лишней на этой вечеринке, ведь отчетливо понимала, что рано или поздно они займут место рядом с Эрикой, а я так и останусь хреновым ангелом—хранителем, который их не спас. Их гид, даже не помню его имени, присел рядом.

– Я не знаю, кто вы. И зачем явились сюда. Но вы явно не заслужили того приема, что мы вам оказали… Пойми…

– Не надо. Мы заслужили. Вы ждали спасения, а получили лишь парочку идиотов, которые…, – я не успела договорить, как этот парень перебил меня.

– Которые помогли нам дожить до этого дня. Ты ничего не смыслишь в альпинизме, ни черта не понимаешь в таких походах, когда стихия застает врасплох. За восемь лет, что я вожу сюда группы, я впервые оказался в такой ситуации. В ситуации, когда даже я бессилен. Когда я не думаю о благополучии тех, за чью жизнь должен был отвечать. Я думаю лишь о том, увижу ли я свою жену и дочь когда—нибудь. И в тот момент, когда мне казалось, что я навсегда останусь частью этой чертовой горы… Вы расстегнули замки моей палатки. Как ты говоришь – два идиота, чьих настоящих имен я даже не знаю. Ты – не Феона, а он – не Скот, и не надо сейчас делать такое лицо. Я слышал, как твоя речь прерывается каждый раз, когда ты зовешь его по имени. Я не дурак. И несмотря на то, что ваши парашюты…, – он не успел договорить – его тираду прервал гул вертолета!

Глава 17

Нас всех забрали с этой горы. Хорошая погода и отсутствие шквалистого ветра наконец дали шанс спасателям. И моей психике. В перевалочном пункте мы потихоньку отбились от всех, затерялись в толпе туристов, арендовали машину и свалили из этого удручающего места – это не было так сложно. Ведь по словам водителя, тех, кто сдался на финишной прямой, было в разы больше реально добравшихся до вершины. Он потешался и глумился над нами всю дорогу. Мы же, держась за руки и чувствуя, что во всем мире никого у нас, кроме нас самих, нет, только молчаливо улыбались. Я никогда не думала, что мое знакомство с чудом природы станет таким жестоким. И поучительным. Мое желание помогать растворилось подчистую. Я была раздавлена тысячетонным разочарованием людей и себя самой. Я поклялась себе, что больше никогда не буду пытаться противостоять тому, против чего я бессильна…

Наш ролик с прыжком с парашютами на безымянную гору (мы не стали афишировать место нашего пребывания) в кромешную мглу набрал миллионы просмотров за один день. Экстремалы со всего мира называли нас либо сумасшедшими, либо героями. Кто—то из них даже пытался протолкнуть идею о том, что мы – та самая парочка, принесшая провизию умирающей тур—группе на Эвересте. За пеленой безысходности никто толком не запомнил нашей внешности, но в итоге они вспомнили, что кто—то дал им шанс дожить до прилета спасателей. И об этом трещали все таблоиды. Прессе дай повод – они будут мусолить сенсацию до бесконечности. А когда у этой сенсации ни имени, ни образа – это становилось уже всеобщей эпидемией. Весь мир вдруг стало интересовать – кто мы такие. И это стало началом конца.