Хлоя. Как я умирала

Мы вернулись домой, но часть нас так и осталась на Эвересте. Так и осталась в глазах Эрики. И как я не зарывалась в эти бесконечные архитектурные проекты очередного офисного центра, как Николас не погружался в юридические тяжбы своих безмозглых клиентов, мы не могли выбросить из головы эти ледяные, застывшие навеки… Эти добрые глаза девушки, которой мы не успели помочь. И нас понесло. Мы мотались по свету, скрывая свою личину, как могли. В нашем распоряжении всегда были то горнолыжные маски, то очки для подводного плавания, то просто солнцезащитные очки Rayban. Просмотры наших роликов на канале экстремалов росли, таблоиды буквально пищали о парочке безумцев, возомнивших себя супергероями, которыми мы пытались стать.

Я видела столько лиц отчаяния, сколько не видел ни один священник. Я видела столько боли, сколько никогда не увидит ни один врач хосписа. Но я видела и столько надежды, сколько никогда не увидит ни один реабилитационный центр. И я волшебным образом умела заражать этой верой во спасение каждого, кому пыталась помочь. И они выживали. Выживали вопреки статистике и теории вероятности. Выживали, рассказывали и передавали наши с ними истории как предание. Наш брак еще никогда не был таким крепким, мы наконец стали частью чего—то гораздо большего, чем общая цель. Мы стали безмолвной тенью друг друга, знающей, что выкинут наши «подопечные» заранее.

Слишком поздно я поняла, что в череде спасенных лиц все чаще встречаются одинаковые…

Я чувствовала, что нас заметили. Кто—то, кому наши похождения были явно не на руку. Ощущала этот испепеляющий взгляд, сверлящий мне спину, когда я вытаскивала очередного бедолагу из—под завалов, преследуя жалкие попытки оставаться в тени.

И если близкие воспринимали наши путешествия как ничто иначе, как побег от бездетной, ущербной для них реальности, был еще кто—то, кто понимал, что происходящее – не просто совпадение. Моя мама в том числе.

Мамы. Они всегда, повторяю, всегда видят нас насквозь. Даже тогда, когда, казалось бы, смотрят в кромешную тьму. Мама странным образом каждый раз ставила меня в тупик своими расспросами о наших путешествиях. И если вы когда—либо считали свою маму глупой и не современной – вы глубоко ошибались. Когда ее двусмысленные вопросы стали совершенно невыносимыми, я позвала ее на ярмарку. Одну из тех, где архитекторы и дизайнеры представляют тысячи своих проектов, надеясь найти надежного инвестора. Меня это, увы, не интересовало: доходы от просмотров наших роликов, проводимые через несколько подставных счетов, уже давно превысили наши годовые заработки.

Мы шатались между этих бесконечных стендов, смеялись и злорадствовали над глупостью одних проектов, восхищаясь гениальностью других, как мама наконец сказала:

– Доченька, ты же знаешь, что можешь мне доверять?

– Дааа… Конечно же… Спасибо, мам! – хотела бы я придать беспечности своему голосу в тот самый момент, когда мое сердце отбивало чечетку.

– Вы с Ником… Я не хочу, чтобы ты считала меня параноиком… В конце концов, ты всегда будешь моей маленькой девочкой, но…, – она виновато запнулась, подбирая слова.

– Но я уже давно не твоя маленькая девочка. Даже гораздо больше, и, кажется, ты это знаешь, – меня с потрохами выдавала горечь в моем голосе, и она не могла этого не заметить.

– Просто скажи мне, что ты не подвергаешь себя опасности, – ее слова окончательно уничтожили мое желание уберечь ее от всего этого.

– Мааам, – в глазах защипало, – ничто не может причинить мне вред. Я – бессмертна, – ай, была ни была.

– Ну наконец—то ты это осознала! А всю жизнь говорила мне, что атеистка! – она будто даже смеялась и ликовала. Серьезно???

– Да нет же. В прямом смысле!

– Ну конечно бессмертна! Наши души бессмертны перед Богом, – и вот тут я поняла, насколько мы с ней похожи. Во всяком случае, так раньше было со мной… Теперь, я надеюсь, иду по пути осознания происходящего. Но мама… Ей было проще уйти в свой панцирь неведения, чем принять что—то новое. Чем принять что—то, о чем она сама догадывалась, но что было чем—то неприемлемым для всеобщего сознания. И я не имею права упрекать ее в этом. Такую жизнь нам навязывает общество, религии, да все вокруг: проще быть с толпой заодно, чем рискнуть быть непринятым и загреметь в психушку.

– Ма. Вот сейчас. Конкретно в этот момент. Призови все свое понимание, все свое снисхождение, все, чему ты меня учила… Со мной ничего не случится. Даже когда тебе будет казаться, что все потеряно, что я потеряна, что я не вернусь – прими, что я всегда буду с вами. И не фигурально, а реально – ты и сама знаешь, что нет силы способной меня сломить. Я сама не знаю почему, но я прошу тебя: не ищи ответов, просто позволь этой мысли жить в твоем сердце вопреки всему. Вопреки всем, кто не верит.

– Оооо. Ну наконец—то ты честна со мной… Тебе не кажется, что эти форма совсем не подходят для городского кинотеатра? – и она ловко перевела разговор в обсуждение очередного странного проекта.

Мам, надеюсь, ты меня услышала.

Глава 18