– У нас даже будто начали завязываться отношения, я порхал в облаках, пока план Мии не рухнул. Через пару недель после того, как мы… ну ты понимаешь… Короче, в скором времени после, нападающий нашей школьной сборной по футболу бросил мне какую—то пошлую шутку в ее адрес, что вылилось в итоге в драку, в которой я, конечно—же, не побеждал, и в офигенные новости. Мия была беременна. Глубоко беременна. Это случилось на какой—то пьяной вечеринке, на которые меня, естественно, никогда не звали, и что еще хуже – она даже не знала толком, от кого залетела. Пока она надеялась, что все само рассосется, живот рос, а потенциальный отец никак не объявлялся. От одного из кандидатов в горе отцы, у которого она надеялась выяснить правду, я и забрал ее той злополучной ночью… Я даже не стал ее расспрашивать о мотивах, причинах, все и так было понятно: для ее строгого отца—военного гораздо лучше было бы узнать, что его умница—дочка забеременела от хорошенького ботана—соседа по большой глупости и от невероятной любви с детства. Нежели бы ему пришлось воспитывать нагулянного на пьяной тусовке неизвестно чьего отпрыска.
– Так я и оказался в собственной ванной с разбитым сердцем, уничтоженными детскими мечтами, растоптанными надеждами и перерезанными венами. Я резал их снова и снова, как понимаешь – толку, помимо луж крови, не было. Это бесило меня больше, я резал сильнее и глубже, пока меня не нашла мама. Мама расплакалась, вызвонила отца, тот даже не стал выяснять, в чем дело, да и я бы никогда не рассказал, а сразу позвонил маминому брату, тот – кому—то еще. И вот в итоге я оказался сначала в психиатрической клинике мистера Стенли, а потом и в его лаборатории Ворлдчайлд. В последний раз, когда я видел своих родителей, я в очередной раз пытался их убедить, что я неуязвим… Поэтому мистеру Стенли не составило труда убедить маму и папу, что я свихнулся, и мне необходимо особенное изолированное лечение. Я думаю, что это – отработанная схема в этой клинике. В добавок он – вроде как чей—то знакомый или сокурсник, я толком не понял. Но втереться в доверие к напуганным до чертиков родителям ему было раз плюнуть. Ко всему прочему он наплел, что я опасен для окружающих, для младшей сестренки… Это стало для их последней каплей, розочкой на торте…
– Я не тороплюсь домой, потому что не уверен, что вообще им нужен. Обо мне за три с лишним года никто и не вспомнил, – увидев мое желание возразить, Дилан быстро протараторил. – Хлоя, прошу тебя, не перебивай, мне нужно рассказать хоть кому—то… Что стало с Мией – я не знаю. Может, мистер Стенли добрался и до нее, и она теперь гниет в этих подвалах лаборатории, чего она на самом—то деле заслужила. Или вирус активировался только у меня из—за того, что она уже была глубоко беременна, и теперь она тонет в детских воплях и подгузниках, что для нее еще хуже заточения. Я не знаю и знать не хочу. Если бы не она, я бы продолжил нормальную жизнь типичного ботана… Вместо этого я стал подопытной крысой настоящих извергов, я был чертовски напуган, потому что не понимал, что происходит. Я далеко не сразу сообразил, что меня нельзя убить ничем, поэтому каждый раз, когда я чувствовал себя на волоске, я сходил с ума. И если бы я мог умереть, то от страха сердце бы у меня останавливалось, наверное, каждый день.
– Я, конечно, не мог знать, что таким зверским методом от меня хотят добиться проявления таланта. И когда мистер Стенли, которого ты, видимо, называешь просто Аликом, понял, что от пыток у меня реально посыпалась крыша, и так толку от меня не добьешься, он поручил все прекратить и ввести меня в курс дела. Ведь помимо скрытого таланта, у меня был еще и абсолютно открытый и всем известный – я очень умный. С самого детства я серьезно интересовался биологией, вирусологией, генетикой, все органы, кости и сосуды в человеческом организме знал наизусть уже к семи годам, дальше – больше. В общем, чтобы не губить мой рассудок, Алик решил привлечь меня к научной стороне вопроса. Все—таки, когда занимаешься не совсем законными исследованиями, светлые умы лишними не бывают.
– Я не понимаю и не поддерживаю жестоких методов выявления скрытых талантов, ты должна знать. Как и должна знать, что сам палачом я никогда не был – о существовании других подопытных я, конечно же, знал, но ни разу не видел, да и к «действиям» меня никогда не подпускали. Я бы и не смог, наверное, точно бы окончательно слетел с катушек. Мне в камере обустроили небольшой кабинет, где я проводил тесты и анализы, при необходимости – приводили в большую лабораторию для исследований.