Хлоп-страна

Несколько дней я провела среди греческих развалин и покинутых советских застав, а к концу недели перебралась на отдалённый пустынный пляж, валялась там целыми днями и только к ночи возвращалась домой с бутылкой вина, хлебом и помидорами. Спала подолгу и видела замысловатые сексуальные сны. Приснился голый Андрей с двумя членами и огромной женской грудью, он танцевал на дощатой сцене стрип-клуба в окружении мускулистых гермафродитов. Я проснулась со сладкой улыбкой на подушке, мокрой от слюней, и тут же перед глазами всплыл крематорий, запавшие глазницы и обтянутые кожей щеки на чужом страшном лице Андрея.

И так ночь за ночью, целую неделю – и никак от него не избавиться. «Нет, больше этого не вытерпеть, – решила я. – Пора в Ялту». Собрала вещи и села на междугородний автобус.

Мои американские друзья слыхом не слыхивали о Крыме, но слово Ялта было им знакомо по чеховской «Даме с собачкой» и Ялтинской конференции. В юности мой лучший друг Андрей каждое лето проводил здесь у бабушки, а в сентябре, загорелый и ладный, будто обточенный морем, возвращался в Москву и обрушивал на нас бесконечные рассказы о том, как он прыгал в море с утёсов и голыми руками сражался с морскими чудовищами. Моим родителям отпуск на Чёрном море был не по карману – экономили, собираясь эмигрировать, на всём – так вот Андрей клялся: «Когда мы с тобой вырастем, обязательно съездим в Крым и поднимемся на Ай-Петри. Есть легенда, – говорил он, – что первый луч солнца, когда оно встаёт из-за моря и бросает его на вершину Ай-Петри – зелёного цвета! Кто увидит зелёный луч, будет счастлив всю жизнь!»

В Ялте теплее, чем в Севастополе, день солнечный, дождя давно не было, в воздухе пыль, воняет асфальтом и гнилыми фруктами.

– Где же Ай-Петри? – спрашиваю у прохожих, и мне машут в сторону серых скал над высотками советской поры. Горы выглядят неприступными, но Андрей рассказывал, что здесь есть подъёмник. Чтобы застать рассвет, придётся провести ночь наверху – забрасываю вещи в камеру хранения на автовокзале, покупаю на базаре немного еды, спрашиваю народ, как добраться. Мне показывают автобус, подвозящий к станции канатной дороги.

Минут через сорок я у подножия горы, за плечами полупустой рюкзак, в кармане мобильник. Тёплый ветер ерошит волосы – в Севастополе я вдруг решила остричь косу, которую отращивала с детства. Зубцы горы маячат впереди, слева взгляд проваливается в просветы между деревьями и тонет в море. Чёрный цвет всё сильнее доминирует в оттенках воды, по мере того как солнце приближается к гребням опоясывающих гор. Пахнет сосной и полынью, от каждого вздоха озноб по коже, я двигаюсь по серпантину шоссе к указанной водителем автобуса канатке, которая за двадцать минут вознесёт меня на вершину горы.

Вот и станция. Дверь и окна наглухо закрыты. Ещё в Севастополе я столкнулась с тем, что в бархатный сезон часы работы заведений изменчивы, как переливы бархата. Подъёмник, кажется, спит вечным сном, а на бетонной стене станционной коробки намалёвано: «Петя + Марина = любовь». Я вздрогнула, увидев своё имя. Вернуться, что ли, в Ялту и повторить попытку завтра? Час поздний, расписания местных автобусов я не знаю, да и веры ему никакой (а каждая струнка во мне дрожит – так хочется оказаться наверху прямо сейчас). Где-то должна быть пешая тропа. Автомобильная дорога с указателем «Mt. Ai-Petri» виднеется сразу за станцией канатной дороги.

Дневная жара сходит на нет, и до рассвета ещё целая ночь! Отхлебнула из бутылки с вином – представляю улыбки моих американских приятелей: «Как истинно русская, Марина припасает в дорогу алкоголь вместо воды». Вспомнила одержимых спортом нью-йоркских подруг и слегка размялась на ступеньках станции, тем временем мускат уже начал разгонять кровь и путать мысли.

– Передо мною Крым, волшебная Таврида моего детства, я иду за зелёным лучом, всё остальное не имеет значения.

Закинула за плечи рюкзак и вышла на дорогу. После тряски в автобусе ходьба оказалась сплошным удовольствием. Подъём совсем пологий, асфальт новенький. Я успокоилась, вошла в ритм – иду, размышляю о том, какое Ялта замечательное место. Сюда в старину приезжали больные чахоткой, дышали морским воздухом и сосновой смолой и поправлялись… или умирали. Принимаюсь глубоко дышать.

Сразу за остановкой лес становится гуще, дорога взбирается по крутому склону, закладывая плавные петли; после нескольких поворотов исчезают из виду и море, и вершины гор. Среди можжевельника и сосен только желтеющий бук напоминает о близкой осени, земля в сосновых иголках и опавших листьях кажется мягкой, как пуховик. Сойти с дороги, лечь на спину, потревожить покой миллионов иголок, поёживаясь, принять их отпор и уставиться сквозь листву в синее небо…

Мир ненадолго застыл в безмятежности, потом что-то поползло по моей руке. Муравьи! На руках, на ногах, на шее – всюду. Поднялась, отряхнулась, вернулась на дорогу.