Хлыст. Секты, литература и революция

В начале девятисотых годов в Киевской губернии и во всем юго-западном крае было много сектантов. О некоторых из них говорили, что они признают только Божью власть, симпатизируют социалистическим теориям, хотят жить братствами […] Это была не молодежь, а люди на 15– 20 лет старше […] меня. В церковь они не ходили, ее порядки сурово критиковали, превосходно знали Библию, Евангелие и были очень религиозны. Ругательных слов […] от них нельзя было услышать, водку не пили, табак не курили […] Язык их, как и все их суждения, был достаточно коряв и смутен[1360].

В 1901 году Валентинова познакомили с лидером одной из сектантских общин Семеном Петровичем. Их контакт продолжался около 2-х лет, до очередного ареста Валентинова в 1903. Как и лидер голубей в СГ, Семен Петрович был столяром; в частности, он искусно выполнял заказы для конспиративных нужд, как, например, «буфет с секретными отделениями для хранения нелегальной литературы». В СГ столяр-сектант «заказы имел не только из Лихова – из Москвы», и к нему ходил за мебелью «всякий люд […]: цыганы, сицилисты, городские рабочие, Божьи люди» (54).

Семен Петрович денег с социалистов не брал, а приглашал их учить сектантов. «Хотим жизнь человеческую понять и рассудить, а без посторонней помощи нам это сделать не легко. Вы – студенты, народ образованный, мы – люд серый, сырой, малограмотный. Приходите к нам. Наверное поможете», – звал столяр. Валентинов не рассказывает о том, к какой секте причисляли себя его знакомые. На Семена Петровича влияли сочинения Льва Толстого, но «правомерным толстовцем его назвать нельзя»[1361]. Подобно столяру из романа Белого, Семен Петрович был начитан и мог цитировать Писание наизусть. Он верил, что «душа есть у человека, лошади, собаки, птицы, рыбы, дерева, цветочка, самой последней травки»[1362]. Верил он и в мировую душу как совокупность всех существующих в мире душ, и из этой идеи выводил понятие совести.

Совесть и есть Бог. Поклоняться Богу значит быть совестливым. Бог […] не в иконах, не в церквах, а внутри человека. Только укреплением повсюду совести и будет осуществлено настоящее равенство, всеобщее братство[1363].

Задолго до прихода пропагандистов, сектанты негативно относились к царю и правительству. С легкостью они согласились и с другим пунктом революционной пропаганды – передачей земли, фабрик и всего остального в общее владение; в кружке считали, что это «ясное, бесспорное, доказуемое толкование […] Евангелия». Вывод Валентинова был таков: «Семен Петрович и его товарищи принимали основные социальные и политические пункты революционной программы, давая всему какое-то особое, совсем “немарксистское” обоснование». Похоже, киевские сектанты, собиравшиеся на улице с гоголевским названием Собачья тропа, мало чем отличались от придуманных Белым сектантов из деревни Кобылья лужа: «Степа бегал в Кобылью лужу со странными снюхиваться людьми, и они ему расписывали про то, что “аслабаждение” народа приходит через Дух Свят» (211).

Согласие в программных вопросах для нужд практической политики важнее тех или иных «обоснований». Тем не менее работа с сектантами оказалась настолько трудной, что после этих встреч у одного из агитаторов «левый глаз начинал косить более обыкновенного»[1364], вспоминал Валентинов. Сектанты бомбардировали социал-демократов вопросами, не предусмотренными программой партии: «что такое совесть? […] Что хотел показать и чему научить Иоанн Богослов в Апокалипсисе?» Главным источником противоречий оказался вопрос о насилии. Сектанты допускали применение забастовок, но возражали против пролития крови. «Расходясь с психологией всего кружка сектантов, мы с Виктором не боялись насилия, мысленно шли на него с подъемом», – вспоминал Валентинов взгляды своего косившего на левый глаз товарища[1365]. Семен Петрович возражал очень содержательно: «Все зависит от того, насколько разовьется и укрепится в людях совесть. […] Так и социализм. Он будет Царством Божьим на земле только в том случае, если люди будут добрые и совестливые»[1366].