Не спеша проходили караваны верблюдов, несущих на своих горбах огромные тюки, задевавшие стены домов на узких улочках города.
Вот и ярмарка. Глаза разбегаются от обилия товара: отборная янтарная пшеница, желтовато-белый воск, горы крупной соли, рыба в плетёных корзинах, икра чёрная и красная, дорогие северные меха, драгоценные камни и золото, ароматные диковинные пряности. Отдельное место отведено для тканей: восточной камсы и массульской парчи, витрийского бархата и ковров. Покупатели переправляют товар в порт, откуда на сотнях купеческих галер он расходился по всей Европе.
С волнением поднялись путники на холм с цитаделью, где находился знаменитый Кафский невольничий рынок. Самый дорогой товар, принёсший Кафе славу и богатство, — рабы.
«Обширная площадь, обставленная по краям мечетями и гордыми минаретами, полнится невольниками из Московской Руси, с Подолии, с Волыни, из Польши, захваченными в татарских набегах. Несчастный живой товар сидит и стоит группами. Бородатые покупатели — турки, армяне, крымцы — ходят от группы к группе, прицениваются, высматривают здоровых работников и красивых детей и женщин… А кругом — роскошь зданий, журчащие фонтаны, синее чудное море почти у ног. Толпа все валит и валит на этот рынок, на это чудное, чарующее и страшное зрелище».[17]
Но вот турок в высокой феске что-то крикнул торговцу, указывая на молодую светловолосую девушку. Тот подошёл к девушке и, не говоря ни слова, стащил с неё платье. Девушка попыталась прикрыть руками грудь, но, приблизившись к ней, турок схватил её руку и с силой потянул к себе. У девушки появились слёзы на глазах, она прикрыла лицо ладонями. Но турок, помяв ей грудь, оторвал ладони от лица и, обхватив её щёки толстыми пальцами, заставил раскрыть рот.
У Михаила потемнело в глазах, он представил, что эта девушка — его Яна. Не мешкая ни секунды, не говоря ни слова, выхватил саблю и рванулся вперёд. Обычно спокойный, Грицько проявил тут невиданную быстроту и ловкость. Подставив Михаилу подножку, от которой тот растянулся на каменных плитах площади, он уселся на него верхом, навалился всей тяжестью, пытаясь удержать своего яростно вырывающегося спутника.
— Спокойно, спокойно, ты, что хочешь беды натворить, — негромко говорил он в ухо Михаилу, — забыл для чего мы сюда приехали.
Тут же появилась татарская стража. Старший обратился к Грицько на ужасном польском:
— Что тут у вас происходит?
— Человеку плохо стало, от солнца, наверное, — ответил Грицько по-татарски, но это не убедило стражника.
— Откуда вы и что здесь делаете?
— Мы — казаки гетмана Хмельницкого, посланы купить товар для батьки.
И видя, что стражник всё ещё не верит ему, вытащил бумагу, выданную на Перекопе сборщиком налогов. Старший взглянул на бумагу и, не прочитав, а скорее всего и не умея этого делать, повернулся и пошёл прочь. За ним отправилась стража.
— Уф, пронесло, — Грицько вытер пот со лба и помог встать успокоившемуся Михаилу.
Девушку уже увели, это означало, что турок купил её.
— Если мы так будем действовать, то головы нам точно не сносить, не то, что девушку из плена освободить, — Грицько стряхнул пыль с шаровар, — голова, она дана для того, чтобы думать, а не пороть горячку. Пойдём-ка, проверим, как у них регистрация продаж ведётся, там мой знакомый переводчик работает.
Путники направились к зданию, где, по всей видимости, находилась администрация невольничьего рынка.
В просторной комнате толпилось множество народа. Входили и выходили люди, служащие вели переговоры. Грицько сразу увидел своего знакомого, и они вместе с Михаилом подошли к столу, где он просматривал какие-то документы.
— Здорово, казак.
Человек за столом, не отрываясь от бумаг, ответил:
— Здравствуйте, только я не казак.
— Тот, кто был казаком, уже татарином не станет.
Человек оторвался от бумаг, поднял голову и внимательно посмотрел на Грицька.
— Мы с вами знакомы?
— А то как же, али забыл, как товарищи нас из плена выручали? Ты тогда не пошёл с нами, зазноба у тебя здесь была.
— Что-то не припоминаю, давно это было?
— Ну, это не важно, дело у нас к тебе есть.
— Что за дело?
— А это мы потом скажем. Ты когда работу заканчиваешь?
— Да скоро.
— Ну, мы подождём.
В корчме было сумрачно, запах жареного барашка приятно щекотал ноздри. Выпили уже по второй кружке красного крымского вина. Порасспросив бывшего казака, который теперь просил называть его Кучумом, о житье-бытье, Грицько перешёл к делу.
— Сегодня на рынке продали девушку, ты можешь узнать — кому и за сколько?
— Я — переводчик и этими делами не занимаюсь.
— Но каждую продажу записывают в книги, чтобы пошлину взять?
— Да, записывают.
— Ты можешь посмотреть записи?
— Книги хранятся у главного казначея, я могу, конечно, зайти, когда его не будет на месте, и посмотреть запись на сегодняшний день. Только это дело опасное, узнают — не сносить головы.
— Мы хорошо заплатим, ты таких денег отродясь не видал. Тысячу злотых.
У Кучума заблестели глаза:
— А почему я должен вам верить?
— Половину получишь до того, половину — после.
— А зачем вам эта девушка?
— Мы хотим её купить для себя.