Хмельной транзит

— Да почем мне знать. Не помню я… — смутилась тетка Лена, и глаза ее пугливо забегали, а потом и вовсе увлажнились. — Не родной он мне, приемный. Верочку спас от ирода одного. Но вы не подумайте, он — хороший, трудолюбивый, всего всегда сам добивается, невероятная воля у него к победе, упорство в достижении поставленной цели, к тому же необычайно богатая фантазия и смекалка. Не знаю, что он там натворил… Но мне, честное слово, как родной, — заговорила тетка Лена, сердцем чувствуя, что, давая волю слезам, она словно приоткрывает чужую тайну.

— С этим никто не спорит, башковитый.

— Скажите, в чем его обвиняют?

— В хищении социалистической собственности.

— Социалистической? Народной? Ничейной? Тьфу-ты… Оговорилась, простите. Не может быть! Он нам всегда помогает.

— С племянницей потолковать позволите?

— Попробуйте. Не знаю, получится ли.

Корнеев вошел в просторную комнату по скрипучему деревянному полу и сразу заметил инвалидное кресло рядом с массивной кроватью с высокими подушками у бордового ковра на стене. Девушка с длинными каштановыми волнистыми волосами, опираясь на палочку, стояла посреди спальни и с недоверием смотрела на капитана.

— Добрый вечер, Вера! Не бойтесь, я на минуту, зашел спросить про Александра Соловьева, не помните дату его рождения?

— Не слышит она, по губам иногда понимает. Вы напишите, — объяснила тетка Лена из коридора.

Корнеев послушно подошел поближе, достал блокнот, черканул имя и фамилию Соловьева и протянул Вере. Девушка так резко откинула голову назад, что пряди волос на мгновенье открыли шрам на лбу, задумчиво посмотрела то на Корнеева, то на тетку Лену и написала в ответ коротко: «Не знаю».

— Понятно, — ухмыльнулся капитан, заметив на книжной полке за стеклом фотографию со знакомым изображением.

Подошел, взял в руки, вглядываясь. На снимке юному Соловьеву было лет 20, не больше, Корнеев перевернул карточку и прочитал: Вере от Гриши на долгую память.

— Вижу, вы не сильно готовы на откровения, что ж, чужая душа — потемки. И на том спасибо! — распрощался Корнеев с Верой и теткой Леной, подумав, что недостающую информацию добудет в органах внутренних дел города.

Рано утром Корнеев прямиком из двухэтажной провинциальной гостиницы отправился в местный отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.

— Товарищ капитан, вы сами к нам? Зачем? — радушно встретил командированного после предъявленного служебного удостоверения начальник отдела Хабаров.

— Знаете поговорку, лучше один раз увидеть, — пошутил Корнеев.

— Мы вам вчера ответ отправили, по пальчикам-то совпадение получилось, — выпалил с ходу коллега. — Извините, что долго, работы много было, рейды, проверки, правда, пальчики в базе в архиве не по нашему отделу, по убойному.

— С этого места поподробнее.

— Пальчики принадлежат ранее судимому Григорию Федорову по кличке Федор. Он много лет числится в розыске за покушение на убийство. Сейчас дело принесут, почитаете.

— Вот это поворот! — удивился Корнеев.

Несколько минут спустя капитан ОБХСС углубился в архивное дело о разбойном нападении на девушку по имени Вера, с которой сыщик познакомился накануне вечером. Внимательно изучив материалы дела, приговор суда, по которому не признавший вины Федоров был осужден на пять лет колонии строгого режима, а через несколько лет освобожден условно-досрочно по амнистии, Корнеев принялся рассуждать логически:

— Вас ничего в этом деле не смущает, товарищ майор? — поинтересовался дотошный капитан у Хабарова.

— А что?

— С какой стати Федоров, отсидев за разбойное нападение половину срока, освобожденный условно-досрочно за примерное поведение, практически сразу пошел на другое не менее дерзкое преступление?

— Так ведь не к кому-нибудь, а в дом прокурора района, который ему срок назначил.

— Как фамилия прокурора, не помните?

— Ледогоров.

— Потерпевший Леонид Ледогоров кем ему приходится?

— Сыном.

— Насколько я понял, он был единственным свидетелем разбойного нападения, на показаниях которого и основано обвинение в отношении Федорова. Мог прокурорский сыночек его оговорить?

— Не исключено. Тем более властью Ледогоров, по воспоминаниям ветеранов сыска, обладал немереной.

— Где он сейчас?

— Не имею понятия, должно быть на пенсии.

— Адресок не дадите? Хотелось бы потолковать.

— Конечно, сейчас найдем.

Теория относительности