Хоббит, который познал истину

— И что нам, по-твоему, следует делать, Нехалления? — спросил он. — Уничтожить оригинал нашего мира, чтобы его жители не страдали? Или создать третью копию, а потом четвертую и так далее? Или разогнать хозяев сервера и самим стать его хозяевами? Я бы не возражал против такого варианта, если бы знал, как его осуществить. Пойми, Нехалления, мы ничего не можем сделать со старым Средиземьем, ничего! Мы сами по себе, оно само по себе, нас больше ничто не связывает. Если тебе спокойнее, считай, что его нет. Хочешь, завтра я скажу тебе, что его больше нет? Ты все равно не сможешь проверить.

— Почему это я не смогу?

— Разве ты знаешь IP-адрес этого сервера? И разве ты сможешь самостоятельно проверить его существование?

— Нет, но… неужели ты солжешь мне?

— Если это будет нужно, чтобы успокоить твою совесть, то солгу. Непременно.

На этом разговор и окончился. Кажется, Нехалления обиделась.

10

Мы сидели в Вечном Лесу, дым костра щекотал ноздри, а когда ветер дул в нужную, вернее ненужную, сторону, глаза начинали слезиться. Дым пах так, как должен пахнуть дым от хорошо высушенных березовых поленьев, но к этому запаху примешивалось что-то другое, что-то волшебное, что-то такое, что всегда ощущается в Вечном Лесу, чаще всего на самой грани восприятия. В какой-то момент я подумал, не является ли этот эффект побочным действием многочисленных артефактов, находящихся в расположенной неподалеку резиденции Утренней Звезды, но по здравом размышлении я отбросил эту мысль. Магия действует не так.

Леверлин озабоченно посматривал на небо, вполне возможно, скоро пойдет дождь. Можно, конечно, прикрыть костер магией, но это будет совсем не то. Главная прелесть обеда на природе — абсолютная естественность всего окружающего, первобытное чувство единения со всем сущим, слияния с первозданным. А какая может быть естественность, если капли дождя соскальзывают по невидимому щиту? Поэтому лучше, чтобы дождь не пошел.

Я лежал на смятом плаще, брошенном прямо на траву. Я рассеянно жевал травинку и смотрел в небо, затянутое темно-серыми облаками. Было бы неплохо выкурить трубку, но для этого надо вставать, а вставать не хочется. Как долго я не отдыхал! Какое, оказывается, счастье — просто поваляться на траве, ни о чем не думая и не загружаясь никакими заботами.

Я повернул голову и увидел на лице Уриэля отражение своих мыслей. Мы посмотрели друг на друга и синхронно улыбнулись, мы поняли друг друга без слов, с одного взгляда. Хорошо иметь такого друга.

Борга, секретарша, служанка и наложница Леверлина, старательно нанизывает куски баранины на длинные вертела. От запаха шашлыка во рту непроизвольно выделяется слюна. Шашлык… Мог ли я подумать три без малого года назад, что смогу произносить слово орочьего языка, не испытывая никаких особых эмоций? Я всегда понимал, что наша исконная ненависть к оркам давно стала пережитком древнейших эпох, но мнимые причины вражды народов всегда искореняются гораздо дольше и труднее, чем действительные. А теперь… шашлык, шаурма, хачапури, хванчкара, каберне, чебурек, мукузани… нет, мукузани мне не нравится, лучше уж вазисубани, хотя с хванчкарой из орочьих вин ничто не сравнится.

Интересно, кстати, почему из орочьего языка в аннурский вошли слова, означающие только названия блюд и вин? Я задал этот вопрос Уриэлю, и тот моментально ответил:

— Ятаган.

Рядом, но за пределами моего поля зрения, где-то сзади, рассмеялась Лора.

— Тот, кто программировал орков, — сказала она, — не любил грузин.

— Кого?

— Грузин. Есть такой народ в реальном мире. Все слова, что ты перечислил, взяты из грузинского языка. Только насчет шаурмы я не уверена. И чебуреки…

— А почему не любил? — не понял я. — У орков хорошие блюда и напитки, в чем тут нелюбовь?

— Ну как ты не понимаешь! Орки считаются плохими. А значит, если они будут похожи на грузин, грузины тоже получаются плохие.

— Да ну тебя, ерунда какая! Орки не плохие, они нормальные.

Лора захохотала, и Уриэль присоединился к ее смеху.

— А ты, Хэмфаст, понемногу становишься настоящим магом, — сказал он, отсмеявшись. — Приобретаешь настоящую мудрость, достойную широту взглядов и убеждений…

— А что в этом смешного?

— Ничего особенного, просто смешно слышать такие слова от хоббита. Извини, Хэмфаст, я не хотел тебя обидеть, но вражда хоббитов с орками настолько вошла в обиход… Взять хотя бы анекдоты. Помнишь анекдот про хоббита, который ради смеха нацепил накладные клыки?

— Это не анекдот, это действительно было с Бастером Тукком в конце позапрошлого века. И в этой истории нет ничего смешного, она очень печальная.

— На самом деле? М-да… жаль парня. Но черный юмор — тоже юмор. — Уриэль мрачно ухмыльнулся. — Впрочем, ты прав, в этом нет ничего смешного. Извини.

— Тебе не за что извиняться. Наверное, я действительно приобрел большую широту взглядов. Иногда я даже думаю, могу ли теперь считать себя хоббитом.