Хочу тебя любить

Через орущую толпу колхозников. Через какой-то фермерский двор. Через сад. Пока не вижу белеющее в темноте платье. Ускоряюсь, слыша лишь собственное бешеное сердцебиение. Быстро настигая, обхватываю рукой поперек тела.

На мгновение притискиваю к себе. Закрываю глаза. Вдыхаю.

Один затяжной удар сердца. Безумное расширение четырехкамерной мышцы. На осколки.

Отбрасываю. Разворачиваю. Припираю к ограде из сетки. Вместе на ней качаемся, пока ловлю ладонью ее лицо и врезаюсь взглядом в глаза.

Это больше не любовь и пошлость. Это смерть и ад.

Дождь обрушивается. Не задевает. За грудиной такие молнии высекает, что кажется, армагеддон начался изнутри меня. Ныряю в ее зрачки. Как обычно, в душу прорываюсь. А вижу тот проклятый снимок и убийственные слова.

«Я все решила. Девственности больше нет…»

«Я переспала с другим…»

– Ты что натворила? Ты что, блядь, натворила?! – зверем реву, перекрикивая шум дождя.

Внутри меня громче льет. Затапливает горячей лавой. По самую макушку в ней.

– Что хотела, то и сделала! Я тебе ничего не обещала. А то, что деньги взяла, так ты сам вынудил! Я тебе сразу сказала, что отдам все. Не сейчас, но…

– Да при чем здесь деньги?! При чем, блядь, деньги, а? – слова летят одним бурным, хриплым, раздирающим горло потоком.

Любомирова вздрагивает. Ловит дрожащими губами воздух.

Не знаю, отчего ей больно. Меня душит лишь одна одуряющая мысль – она больше не моя.

– А при том, что ты мне заплатил! – орет надсадно и громко всхлипывает. – Настолько хочешь быть первым, что готов платить? Ты больной! Ты просто помешан на том, чтобы во всем быть первым! Больной!

– Да, больной! Да, хочу! Так хочу, что не просто, блядь, деньги… Я, мать твою, жизнь готов был отдать! Ты это, блядь, понимаешь? – выкрикиваю агрессивно, не в силах скрыть боль.

– Нет, не понимаю! И не собираюсь понимать. Ты все время врешь! – зажмуриваясь, лихорадочно мотает головой.

– Ты, мать твою, душу мне вырвала! Это ты понимаешь?!

Казалось бы, куда яснее?! Но Любомирова, будто загипнотизированная маньячка, упрямо вещает одно и то же:

– Нет, не понимаю! Хватит выдумывать! Моя жизнь – это не часть игры, в которой нужно побеждать, Кирилл! Вот и все… Вот и все! Оставь меня в покое теперь.

– Все? Так ты это видишь? Только это?

– А как еще?

– Если бы все было так, я бы взял твою целку еще тогда!

– Уверена, у тебя просто в тот момент другие планы сработали… И если бы не Довлатова…

– Ты, на хрен, слышишь только себя? – рявкаю, откровенно пугая ее.

Помню о сердце, но уже не могу остановиться. Загибаюсь.

– Просто уезжай, Кирилл! Уезжай! Пожалуйста… – дождь не дает увидеть, но я и так слышу, что она рыдает. – Вот… Вот зачем ты приехал? Я же тебе написала… Я просила… Я тебя обманула… Я спала с другим, ты меня слышишь? Слышишь?! – не прекращая кричать и плакать, лупит меня кулаками в грудь. Похрен. Внутри больнее. С такими чувствами я еще не сталкивался. Они меня убивают, но, мать вашу, как-то слишком уж медленно. Адская мука. – Ну что ты смотришь? Что ты смотришь? Я ужасная! Заплатил ты, а получил другой! Ты должен меня ненавидеть! Слышишь? Ненавидь меня! Ну что ты смотришь? Как ты смотришь? Ненавидь меня! Кирилл… Пожалуйста…

– Я тебя ненавижу, – высекаю каждый звук.

Горячо. Яростно. Отчаянно.

Любомирова вздрагивает, будто ей от этого больно. Возможно, задевает ее долбаное желание быть для всех хорошей? Со мной так получилось.

– Прекрасно… – шепчет и срывается. Скривившись, как ребенок, дрожит губами. Блядские чувства, мне ее, несмотря ни на что, хочется утешить. Едва держусь. И даже радуюсь, когда она шепчет: – Потому что я тебя… Я тебя тоже ненавижу… А ты никак этого не хотел понимать… Никак…

– Отлично… Теперь понял, – несколько слов потухшим охрипшим голосом, а выбивает весь воздух из легких. Судорожно и со скрипом глотаю новую, жизненно необходимую порцию кислорода. Это все, что я сейчас впускаю внутрь. И этого хватает, чтобы множить и взрывать адский котел эмоций. – Если ты меня так же сильно, как я тебя, вообще вопросов нет.

– Нет?

– Нет.

Я бы хотел отвернуться и не смотреть ей в глаза. Но я не мог. Сейчас, когда слова между нами притихли, но не потеряли силу, визуальный контакт ощущается еще более напряженным. Очевидно, я полный дебил, потому что чувствую, как связь между нами усиливается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Точка? – выдыхает Любомирова.

– Точка, – выдыхаю я.

И такая разруха с этим словом приходит, едва держусь на ногах.

– Варя, – окликает мужской голос, а у меня вдоль позвоночника ток бежит.

На глаза падает красная пелена. Слух затягивает сбитым писком.

Любомирова дергается. Вцепляется пальцами мне в плечи.

– Это он? – догадываюсь, конечно.

– Нет! Нет, не он! Не он! Не будь таким, как отец! Нет!!!